Сначала придется поговорить о мифе, вернее, о его обновленной версии, отражением которой стала картина Алексея Балабанова «Мне не больно». В середине 1980-х годов известный филолог Владимир Николаевич Топоров, ныне покойный, ввел в одной из своих статей понятие «петербургского текста русской литературы». Имелась в виду некая сеть устойчивых признаков, характеризующих Петербург в художественных произведениях начиная с имперского периода русской истории. И правда, произвольно возникшая столица, для народа – город Антихриста, для интеллигенции – город Откровения, призрачный, туманный, загадочный, созданный для показного триумфа и чудовищной нищеты, стремительно вобравший и безжалостно исказивший культурное наследие Европы, заслуженно волновал писателей и публицистов. Все это было понятно и раньше, но статья Топорова в малотиражном сборнике тартуского университета совпала с проникновением в советскую науку теории интертекстуальности. «Петербургский текст» от Пушкина до Бродского с его массой перекличек и цитат стал для ученых настоящим Клондайком. Лет десять назад суматоха вокруг обоснованно возникшего, но вконец девальвированного понятия стихла окончательно. Само оно, впрочем, не исчезло, а поселилось в студенческих рефератах и популярных заметках. Типа этой.
В кино этот «текст» имеет свою историю. Пик его карьерного роста пришелся на поздние 1980-е и ранние 1990-е, что вполне объяснимо. У Ленинграда были иные задачи, чем у Петербурга Достоевского. Робкая реабилитация его красивого упадка началась только в 1970-е годы, когда по мостам забегали нагрянувшие в Россию итальянцы, а между каналом Грибоедова и станцией «Академическая» пролегла дистанция «Осеннего марафона». Без извиняющегося комизма обошелся «Монолог» Ильи Авербаха, но степень его известности с фильмами Рязанова и Данелии не сравнима. Либеральные времена открыли дорогу маргиналам, которым Петербург обязан своей славой альтернативного центра. «Рок» Алексея Учителя и «Окно в Париж» Юрия Мамина были тут столь же уместны, что и узнаваемый Достоевский в «Тихих страницах» Александра Сокурова и «Опыте бреда любовного очарования» Валерия Огородникова. В ранние девяностые, то есть на означенном пике, петербургскую поэтику начинает активно осваивать Алексей Балабанов, приехавший из Свердловска незадолго до его превращения в Екатеринбург. В своей дебютной ленте «Счастливые дни» он поставил не реальную затрапезность, а чистое пространство абсурда. Люк туда открылся именно в Петербурге, чью славу не в последней степени составили одинокие окна в сумрачных брандмауэрах. Намеренно декоративное безумие Балабанов запечатлел в ретро-фарсе «Про уродов и людей», где Петербург – это беспредельная клоака, отполированная до декадентского гламура. После выстрелившего «Брата» это была музейная граната. Но опасная.
Последним «петербургским» фильмом, задержавшимся на тревожном карнавале 1990-х, стал малоизвестный «Изгнанник», в 2004 году снятый Николаем Лебедевым. И, наконец, в нынешнем году на экраны ворвался совсем другой Петербург. Отреставрированный, отмытый, радостный, населенный явно посвежевшими фриками модных профессий. Милую сентиментальную блажь с участием архитектора и ди-джея под названием «Питер FM» и слоганом «второй фильм года» сняла дебютант Оксана Бычкова. Где-то рядом, несмотря на криминальный компонент сюжета, пребывает немыслимый «Поцелуй бабочки», где артист Безруков рассекает на катере по рекам и каналам, изображая успешного системного администратора, внезапно угодившего в разборку с китайской мафией. В некотором отдалении – вызывающий еще больше недоумения «Вдох-выдох» Ивана Дыховичного, чье действие частично происходит в старательно руинированной квартире, каких не бывает в городе Москве. Сил нет, как изящно.
По правде говоря, все началось с «Прогулки» Алексея Учителя. Прекрасный Праздный Город в предъюбилейных лесах, иностранцы, морячки, дорогие тачки, ряженые артисты труппы Петра Фоменко, искренняя и умная молодежь, которой хорошо в толпе у Петровского стадиона и плохо в ночном клубе с изможденным Евгением Гришковцом в роли разбогатевшего себя. Обучение петербургской атрибутике прошло успешно. С ряда объектов исчезли леса, развернулась характерная губернаторская кампания «Фасады Петербурга», вода каналов отражает стеклопакеты, на Невском ревут байкеры, мелькают вывески «Арбат-престиж», «Кофе-хауз», «Аренда лимузинов». Плюс замечательные люди – человечные, воспитанные, любящие и знающие родной город. Сплошные ди-джеи, а лучше – архитекторы. Достоевский, ау! А Достоевский – в Москве! Шаркает по плитам инфернальной Поклонной Горы, пугая главного героя фильма «Пыль». Смотрит через витрину, как менты винтят ни в чем не повинного настройщика роялей в фильме «4». А Петербург веселится, «оттягивается», предлагает недорогой bed & breakfast московским менеджерам, приехавшим на уикенд отдохнуть от собственной двужильной деловитости. Мифам свойственно оборачиваться своей противоположностью. Они возвращаются.
Алексей Балабанов вернулся к петербургской теме, чтобы расставить до того не вполне явленные акценты. «Мне не больно» – это манифест, правда, связанный не с идеями, но с образом жизни и мышления, с которым в России, видимо, ничего поделать нельзя. То, что мелодрама – новый для Балабанова жанр, составляет факт его личной биографии как художника. Глупо задаваться вопросом, справился ли он с задачей освоения жанра – для начала надо попытаться понять, была ли поставлена такая задача. Скорее всего, нет. Тут все построено на подчеркнутых несообразностях. Компания юных архитекторов, что уже почти смешно, состоит из гротескных фигур. Миша (Алексей Яценко) слишком нагл для своей трепетности, Олег (Дмитрий Дюжев) безупречно изъясняется, хотя служил десантником в «горячей точке», Аля (Инга Стрелкова-Оболдина) вообще не умеет ни говорить, ни вести себя, но в итоге одна добивается социального успеха. Их клиентка Натэлла Антоновна (Рената Литвинова) живет в роскошной квартире на Фонтанке, судя по виду из окна, недалеко от Щербакова переулка, но не имеет денег на ремонт, поскольку является подобранной на улице содержанкой, да еще и смертельно больной. Реальный хозяин квартиры – Сергей Сергеевич (Никита Михалков), облагороженный Свидригайлов, порядочный и высокоморальный человек, не требующий ничего взамен своих инвестиций в здоровье содержанки. Балабанову нужны не люди, а конструкторы несовместимых свойств. Поэтому и название такое: ведь всем на самом деле очень больно. Главный источник боли – героиня Литвиновой, которая здесь почти такой же монстр, как у Киры Муратовой, только в другой режиссерской эстетике.
Любовь зла. Вот и вся энергия этого сюжета. Главное – перевертыши и тревожная линия всеобщего загула, из-за которого все рушится. Тата влюбилась в Мишу, устроила ему встречу-испытание с Сергеем Сергеевичем, потом самому Сергею Сергеевичу закатила праздник благодарности и ушла от него, напоследок высказавшись в камеру скрытого наблюдения на лестничной площадке. Ее лечащий врач, которого играет традиционный Сергей Маковецкий, относится к Тате с лирическим обожанием, постоянно изменяет толстой жене с безвестными ассистентками и очень много пьет. Как, впрочем, все герои фильма, за исключением делового Сергея Сергеевича и его телохранителя – тоже, в сущности, неплохого человека. Но они-то как раз и не нужны никому. В этом состоит суть балабановского манифеста. Выросло новое поколение до одури пьющих русских людей, чередующих затяжное безделье с авральной работой, готовых простить себе за чистоту чувств любую грязь своей же повседневности. С ними бесполезно что-то делать. Фасады Петербурга – это для отчетов по губернаторским кампаниям. Жизнь за ними безнадежнее и злее, чем в «Трех товарищах» Ремарка. Реки дешевого алкоголя – это, возможно, крепкий реализм, но его-то как раз от Балабанова ждать не приходится. Его основной пафос в том, что ничего не склеивается. Даже если ты живешь в модном городе, имеешь модную специальность и получаешь заказы от Марка Рудинштейна. Призрачный город порождает призрачный гламур. Даже в роскошную квартиру дома на Фонтанке ведет «маскировочная» дверь, больше подходящая для густонаселенной коммуналки. Ничего удивительного, что написанный десять лет назад сценарий Валерия Мнацаканова вошел в упитанные нулевые, как нож в масло. Потому что не стоит путать жир и воздух. Иногда заполненный выхлопом от пива «Бочкарев».
Последнее кстати. Балабанов позвал озвучить роль Миши опытного Евгения Миронова. Влюбленный архитектор странно похож на него в молодости. Определенно, дело не только в голосе. Это действительно тот же герой, что и в старом фильме «Лимита», где Миронов сыграл одну из первых своих больших ролей. Там тоже было горячо, бездумно и счастливо, и тоже ничего не сложилось, не считая пары трупов и ненужной частной собственности. Обманчиво милосердный Балабанов обошелся без трупов. И без частной собственности. Пока она принадлежит Сергею Сергеевичу, все терпимо, даже если молодежь пропьет и пробьет себе остатки мозгов на Дне десантника. Но старики не вечны. Мелодрамы – они банальны.
По заказу фонда "Прагматика культуры"
|
