Меньше, чем через месяц, первого октября состоится знаменательное событие: встреча внуков Рузвельта, Черчилля и Сталина – Кертиса, Уинстона и Евгения. Саммит приурочен к 60-летию Ялтинской конференции, а по версии иных СМИ, к 60-летию Потсдамской. Впрочем, пройдет он не в Потсдаме и не в Ялте, а в Маастрихте – маленьком городке на юге Голландии. Тогда же состоится открытие Высшей школы управления Маастрихтского университета. Именитые гости обсудят принципы современного управления, поговорят о последствиях раздела Европы, Маастрихтском договоре, борьбе с терроризмом и коррупцией, о погоде и о природе.
В том же месте и в том же составе тройка уже пыталась собраться почти пять лет назад, в апреле 2001. Тогда это больше походило на годовщину Ялтинской конференции, состоявшейся в феврале, сегодня больше смахивает на годовщину Потсдамской, случившейся в августе. Однако полной симметрии добиться все равно невозможно: с одной стороны, внука Черчилля зовут Уинстоном Черчиллем, с другой – внук Сталина не Сталин и не Иосиф, а Евгений Джугашвили, впрочем, фенотипически идентичный деду. Вместе с тем из всех троих лишь его одного можно назвать политиком: в 1999 году Евгений Джугашвили баллотировался в Государственную Думу третьим в списке блока «За СССР», тогда же возглавил Народно-патриотический союз Грузии. «Сталин возвращается!» - кричали тогда русские и грузинские газеты, первые с ужасом, вторые с восторгом. Некий чудесный грузин даже обвинял Евгения Джугашвили в самозванстве, однако тот в справедливом и беспристрастном суде доказал свое право именоваться внуком Сталина.
Как и положено клону великого вождя, родился Евгений Джугашвили в провинции, в далеком Урюпинске. Августейшим ребенком назвать его было трудно: Евгений был отпрыском первого и нелюбимого сталинского сына Якова. Учился в военном училище. После смерти генералиссимуса и особенно после развенчания культа личности, Евгений Джугашвили все больше и больше становился Сталиным. Как, впрочем, и все остальное, так или иначе связанное с именем Отца Народов. Мифу становилось все просторнее в огромной стране, не так давно целиком состоявшей из Сталина. Евгений Джугашвили сделал неплохую карьеру, дослужился до полковника, преподавал в военных академиях и даже в академии Генерального штаба. Дисциплинированные генералы понимали, что он всего лишь полковник, но вели себя как Черчилль на Потсдамской конференции – вставали, повинуясь неведомой силе, когда он входил. Сталин и сегодня, даже из могилы, владеет слабыми душами множества людей, и в 1999 году Евгений Яковлевич, вероятно, решил, что настал его звездный час и можно перестать быть тенью фамилии, слабым отсветом имени, сделать рывок и вознестись на высоты всенародного обожания: «Товарищи, граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои…». Евгений Джугашвили давал интервью голосом с легким грузинским акцентом: «Я надеюсь, что люди поверят мне». Но закончилась одна избирательная кампания, другая, блок «За СССР» набрал ничтожные полтора процента, Народно-патриотический союз Грузии тоже ничем не блеснул, и выяснилось, что имени с фамилией недостаточно для большой и даже для маленькой политики – разве что для постмодернистского арт-проекта, каковым и станет встреча на высшем уровне в Маастрихте.
Впрочем, устроители этой встречи не вполне оригинальны. Некоторое время назад на российском телевидении должен был возникнуть проект даже более постмодернистский, чем тот, что состоится в голландском городке: в программе «Большие родители» должны были сойтись все те же люди. Отвечать на вопросы ведущего им пришлось бы как раз в Потсдаме. Это были бы вопросы, мало относящиеся к проблемам управления современным миром и европейской безопасности; героям угрожали чисто семейные воспоминания, а Потсдам был бы всего лишь ширмой, сценической декорацией. Однако телевизионное начальство убоялось спиритической передачи и зарубило проект. Обуявший теленачальников ужас был порожден их собственной верой в необычайную силу телевизора: ведь стоит показать Евгения Яковлевича Джугашвили в прайм-тайм, как он завтра же сделается президентом России: из гроба тогда император, очнувшись, является вдруг.
Внукам Черчилля и Рузвельта полегче: они всего-навсего добропорядочные обыватели, хранители личных вещей и пожелтелых газетных фотографий. Их можно показывать по телевизору хоть каждый день, как они заваривают чай, платят налоги и стригут газон. Но там, на Западе, подобных телесюжетов уже пятьсот и к ним внагрузку штук пять тысяч книг. Необходимо что-то новенькое. И вот – сочинен Маастрихт, все как взаправду, и даже с пресс-конференцией, чтобы придать встрече вселенский пиар-размах. В дискуссии с внуками Рузвельта, Сталина и Черчилля примут участие студенты, преподаватели, политики и журналисты.
Впрочем, зачем вообще нужна эта пресс-конференция, не вполне ясно. Что эти три ни в чем не повинных пенсионера должны говорить о геополитике, глобализации и коррупции? Куда их гонят? С какой целью мировое сообщество будет следить за их пребыванием в Маастрихте? Ведь это даже не члены императорских фамилий в изгнании, тоже своего рода клоуны для мелкой и средней европейской буржуазии, строем мозгов мало отличающейся от русской слободы. Для политической карьеры одного имени, конечно, недостаточно, зато на цирковом манеже его хватит с лихвой. В Маастрихте готовится выступление дрессированных внуков. Они будто не живые люди, они - имена и фамилии, они - бренды, хорошо раскрученные, давнишние бренды. ХХ век после всех конспирологических и постмодернистских экспериментов нуждается в ребрендинге. Освобожденные народы жаждут видеть обновленных Сталина, Черчилля и Рузвельта.
Было бы совсем прелестно, если бы внук Рузвельта передвигался в инвалидном кресле, внук Черчилля курил сигары и носил цилиндр, а внук Сталина попыхивал трубкой. Добавить бы туда еще внуков всех министров иностранных дел и бесчисленных референтов. Одеть их по моде 1945 года. Посадить за круглый стол. Пускай старички порадуются, ведь каждый человек имеет право на свои 15 минут славы, как сказал отец массовой культуры Энди Уорхол. Явления массовой культуры тем и хороши, что десакрализованы, и поэтому их можно вертеть в руках и помещать в любой, придуманный тобою, контекст. К примеру, было бы забавно задать Кертису Рузвельту вопрос: «Что вы думаете о войне в Ираке? Не кажется ли вам, господин президент, что масштабы этого преступления сравнимы лишь с бомбардировкой Хиросимы?». И пусть попробует доказать, что за Хиросиму ответствен Трумен, а не Рузвельт. У Черчилля, даром что Уинстон, можно поинтересоваться, до каких пор кровавый виндзорский режим будет препятствовать самоопределению маленького и гордого ирландского народа. А Евгению Яковлевичу Джугашвили ввиду его богатейшего бэкграунда, осложненного еще и личным политическим опытом, лучше вообще не появляться в уютном средневековом Маастрихте – по крайней мере, пока главный редактор телеканала Russia Today Маргарита Симонян не докажет, что не зря ест свой хлеб. «Сын за отца не отвечает», - изрек Сосо Джугашвили. И оказался неправ.
|
