Жена умерла от рака, монография о творчестве Боннара брошена на полдороге. Осень. Понимая, что прожил жизнь тяп-ляп, потертый искусствовед по имени Макс приезжает в приморский поселок, где бывал раньше лишь однажды, ребенком: «Прошлое стучит во мне, как второе сердце». Здесь он сблизился с преуспевающим семейством Грейсов: отец, мать, близнецы Майлз и Хлоя, ровесники Макса, плюс их бонна. Мальчику из неблагополучной семьи эти замысловатые и красивые люди представлялись богами. Сперва он втюрился в г-жу Грейс, а затем и в Хлою. Воспитательницу же невзлюбил: ему показалось, что та строит глазки главе семьи. Теперь, через полвека, Максу понятно, что у гувернантки и впрямь была интрижка, но с женой, а не с мужем; а тогда ему, наивному шкету, такое и в голову бы не пришло. Впрочем, наивность не помешала ему страшно, непростительно согрешить на троих с Хлоей и ее немым братишкой. То давнее лето закончилось трагедией: кое-кто утонул. Обаяние богатства, первая вспышка сексуальности, чужая смерть; подобные истории не забываются, становятся контрапунктом судьбы. И вот лузер Макс бродит по пустынным пляжам и рефлексирует, рефлексирует и бродит. «Полы моего плаща цеплялись за икры, точно родные детишки, умоляющие: «Па, не ходи в кабак!» Но я не послушал их и все-таки пошел».
Короткий роман, всего 200 страниц. Называется этак неоригинально, неброско: «Море». Да и в сюжетных коллизиях оригинального мало: на ум приходят десятки литературных прообразов - от «Больших ожиданий» Диккенса до «Мечтателей» Гилберта Адэра. Прозаик, собственно, и не стремится прослыть особым новатором. Напротив, он смакует как раз параллели, переклички с предшественниками и современниками: сравнивайте, сравнивайте. Чем больше отголосков обнаружите, тем лучше. Моя сила не в фабулах, а в аранжировках. Глядите, сколько редких лексем я знаю, какие у меня неожиданные метафоры, до чего завораживающая, гипнотическая интонация.
Эта интонация знакома и нашему читателю. Переводы «Улик», «Афины», «Затмения», «Неприкасаемого» могли быть разного качества, однако сквозь русский текст безошибочно угадывалось стилистическое мастерство автора. Чувствовалось, что он по преимуществу не публицист-сюжетчик, а старомодный маньерист. Коллекционер и умелый выкладыватель слов, их герметичный аранжировщик.
Вчера вечером «Море» Джона Бэнвилла было названо лучшим из шести романов, вышедших в финал британского «Букера»-2005. Клиенты околопремиальных букмекерских контор, поставившие на 59-летнего ирландца, обогатились: по всем прогнозам, предпочтительные шансы были у Джулиана Барнса с его очередным культурологическим сарказмом «Артур и Джордж» (где Конан Дойль выступает в роли Шерлока Холмса). На деле же основную конкуренцию Бэнвиллу составил Кадзуо Исигуро («Держи меня крепче», экзистенциальная фантазия на тему клонирования): за него проголосовали два члена жюри из пяти. Кроме перечисленных, в «коротком списке» фигурировали крепкий исторический романист Себастьян Барри, сочинительница ажурных модернистских притч Али Смит и ее однофамилица Зади Смит, с точки зрения лондонского литистеблишмента - звездочка номер один, смуглый свет в окошке.
Таким образом, итоговый вердикт стал порядочной неожиданностью. Но никто из наблюдателей не ударился в истерику, не начал упрекать судей в непотизме или профессиональной халатности. Даже у ярых болельщиков Барнса и Зади не возникло ощущения, что на их глазах только что свершилось нечто вопиюще нечистоплотное, - того ощущения, которым вот уже много лет сопровождается чуть ли не каждый чих, каждый извив русского букеровского процесса. Если верить оперативным комментариям СМИ, британский «Букер» - fair play, фрачное дерби с цивилизованными котировками. А отечественный - коммунальная кухня, где в суп соседу подмешивают дуст, все в затрапезе, интригуют, лаются. И самое обидное, что не верить нет оснований. Все это по большому счету правда. Англичане молодцы, а мы сапожники. Всякий их лауреат - повод для гордости, всякий наш шорт-лист - удар по репутации фонда-спонсора, конкретных членов жюри и родимой словесности.
В чем тут ключевая проблема? Пожалуй, совсем не в качестве исходного продукта. Не в том, что английская литература - якобы образцовый газон, за которым ухаживали веками, а наша - заросшие бурьяном руины шинного завода. Хотя почему «якобы»? Да, газон; да, руины. Но ведь и на камнях растут помидоры, книгоиздание в РФ развивается лавинообразно, и среди годового урожая русских романов вполне можно выбрать пул из шести безусловно качественных. Более или менее легитимных с точки зрения всех заинтересованных лиц, течений и группировок.
Так ведь и поступают британские рефери. Спокойно, без эмоций изучают представленный издательствами реестр романов и повестей. В соответствии со своим индивидуальным вкусом составляют перечень лучших. Потом собираются, тихенько сопоставляют мнения, представляют на суд общественности тщательно взвешенный, консолидированный результат. И отправляются кушать свой ростбиф. Чего волноваться-то, господи? Речь всего-навсего о лучшей прозе истекшего года. Сегодня в лице Бэнвилла мы наградили штучный камерный арт, пренебрегли коммерческими соображениями. Ну, большое дело. Так получилось. Завтра будет новый год, новая проза, другой победитель. Не последнюю корову продаем.
А наши арбитры убеждены, что именно корову. Любой список финалистов их стараниями превращается в концептуальное высказывание о традициях, текущем статусе и грядущих перспективах отечественной романистики. И чуть ли не о бытии вообще. Вместо того чтоб честно анализировать наличную прозу, ей придумывают «правильную» интерпретацию, настырно указывают дальнейший, единственно верный путь развития и одновременно ставят в угол тех, кто по этому пути уже никогда не пойдет. Какая-то прокрустова тактика, честное слово. Интрига уничтожается в зародыше, фаворит неинтересен, ибо реальные фавориты загодя вынесены за скобки, оттого и букмекеров ищи-свищи. Ни Пелевин, ни Зайончковский, ни Шишкин не виноваты, что в жюри-2005 кооптировалась критик-нонконформист Алла Марченко (да им и по барабану, они не страдают от невнимания публики). Тщательно причесанные обоймы имен хороши для обзорной толстожурнальной статьи, но при раздаче денег оборачиваются лажей. Тем паче что самую крупную сумму получает обычно не тот, кто улегся в обойму, а тот, кому кум - председатель жюри.
«Перед нами шесть абсолютно разных романов, каждый из которых хорош по-своему», - сказал вчера о шорт-листерах председатель жюри Man Booker Prize литературовед и критик Джон Сазерленд. Вот-вот, шесть разных, шагающих не в ногу романов, а не шесть доказательств одного умозрительного тезиса, сколь бы глубокомыслен он ни был. Вчитывать в списки британского «Букера» какую-либо «политику», тенденцию - мартышкин труд. Тем эти списки и показательны. Тем и авторитетны.
Посмотрим на фамилии финалистов еще раз. За редким исключением они знакомы нам как облупленные, не так ли? У Барнса и Бэнвилла на русский переложено почти все, у Исигуро - и подавно все. «Отель-мир» Али Смит мы листали в 2003-м. Дебютный роман Зади Смит «Белые зубы» на днях увидит свет в издательстве Ольги Морозовой. Только Себастьян Барри покамест не охвачен, однако и за ним, скорей всего, не заржавеет. «Море», «Держи меня крепче», «Артур и Джордж» будут переведены ударными темпами. Не пройдет и года, как они появятся на прилавках, мы их в том или ином промышленном количестве экземпляров обязательно купим, обязательно прочтем.
Чего при всем уважении не скажешь о произведениях Б.Евсеева, Р.Солнцева и Е.Чижовой. Давно пора признать, что существует лишь один по-настоящему русский рубль - доллар и лишь один по-настоящему русский «Букер» - это «Букер» английский. А тот, что бузит и курлычет под эгидой «Открытой России», - так, недоразумение. Неразборчивые заметки на полях.
|
