Одни мои знакомые, возвращаясь однажды с подмосковной дачи, заметили из машины на совсем «диком» участке дороги идущего человека. Сбивающиеся сумерки намекали на то, что к ближайшему населенному пункту путнику до наступления ночи никак на ногах не успеть, и приятели приостановили автомобиль с предложением подвезти. Человек с благодарностью согласился. В попутном разговоре выяснилось, что человек этот идет из Уссурийска в Киев к своему духовнику, идет уже около полугода, и мои дачники помогли ему несколько ускорить его «прогулку».
Сюжет просто просится в сценарий какого-нибудь Ивана Охлобыстина, если, конечно, смотреть на него православно-киношным глазом. Мне же, не умеющей писать киноосновы, он показался иллюстрацией общекультурной. Какими формами сегодня пренебрегает Дух? Существуют ли однозначные для него пристанища? Ценнее ли каноническое послушание паломника обыкновенного жеста светских загородников, предложивших свой автомобиль в качестве попутки?
Последние две недели Глобалрус (его культурный раздел) неоднократно обращался к теме разнообразия в культуре. «Вреда» от него и правда много – справиться с ним вручную невозможно, и оттого оно парадоксально оборачивается монохромной поверхностью, таким ч/бэшным ассортиментом, состоящим из того, что вообще плохо тонет. Аделаида Метелкина, как всегда, полна свежих идей, и, поначалу, ее предложение «заморозить» книжное (читай, культурное) производство с тем, чтобы, переведя дыхание и деньги на депозиты, разобраться с уже изданным и выпущенным, просто восторгает своим «экономическим подходом». Организовать культурный сток, сократить условно-постоянные издержки, ограничением смоделировать спрос (забыли, как в дни дефолта буржуазные домохозяйки в норковых шубах скупали пшено?) – чем не решение проблемы культурно-информационного перепроизводства!
Человечеству испокон не дает покоя поиск универсальных объяснений, одномерных классификаций, попирающих сложность и полифонию. Совершенно понятно, почему это нужно бизнесу – его логика предопределяет профит от распространения многотиражной однотипности. Но и в более тонких деятельностях отыскание единственного «фундаментального уровня» составляло смысл нешуточных усилий и умственных приложений. Классическая наука до недавнего времени только и была этим занята, предлагая то модель атома Бора, то единую теорию поля Эйнштейна. И только сдвинув видение в сторону множественности и сложности, научная мысль не затормозила свой прогресс, но, напротив, открылась созданию новых концептуальных структур, только и способных отвечать на загадки природы. В культуре сегодня происходит нечто подобное, запаздывает лишь наше осознание этого. Да что уж там - «тоталук», по наблюдению А.Ипполитова, осужден даже гламуром.
«Спрос рождает предложение», - этот старорежимный, марксоидный приговор крышует безграмотных маркетологов, выдающих свои представления о покупателе за его потребности, подобно тому, как номинал «у.е.» размывает само понятие цены. Но даже если так, то где он – спрос? Ау? В чем сегодня являются желания и потребности? Чем более сыт человек (в любом значении сытости), тем острее он чувствует свою неспособность высказать желание. Он не знает, чего он хочет. И еще больше он не знает, с чего начинать ему в определении того, чего он бы мог захотеть. У желаний нет атрибутов, нет объективированных признаков, нет номинаций. И оттого человек больше не отлавливается никакими статистическими сетями, не консолидируется социологическим стандартом по полу, доходу и брачному положению. Он – одиночка и бродяга в этом потребительском пути, значительно превышающем расстояние от Уссурийска до Киева. Он один на один со смыслами, бессистемно и анонимно представленными в поле современной культуры. И вот из этого вывод, странноватый на первый взгляд – это потребительское одиночество более всего нуждается в разнообразии.
Экономисты, впрочем – народ не глупый. Им должно быть обидно, когда любую примитивизацию действительности объясняют рыночным подходом. Сегодня существует такая экономическая концепция как Long Tail, принципы которой востребуются новыми коммерческими технологиями культурной дистрибуции. Этот «длинный хвост» не только может спасти и оправдать разнообразие, но и сделать его сверхприбыльным. Когда в среде неограниченного выбора существуют только типовые механизмы дистрибуции, выхватывающие подобно норвежским сетям лишь крупногабаритную рыбу – хиты, блокбастеры, бестселлеры и т.п. – всегда остается то, что непрозрачно идентифицируемо по своим нишевым свойствам. Это и есть тот продукт, который, во-первых, это самое разнообразие порождает, а, во-вторых, адресуется как раз тем, кто не знает, чего хочет. Концепция «длинного хвоста» предполагает, что и неопределенно-адресный продукт, и носитель неопределенного спроса имеют право на жизнь. И на тех, и на других можно делать деньги, если технологично собирать их «в одном месте». Потому и рождаются, как грибы, сегодня различные рекомендационные системы, колаборативные фильтры, предлагающие нюансовые критерии выбора – по вкусовому унисону, по ассоциативному ряду, по семантическому подобию и т.п. Сингл звучащий находит «сингла» слушающего.
Так что, да здравствует разнообразие. И долой все виды культурного большевизма. Потребительское меньшинство тоже имеет деньги и время, и господам типа арт-директора «Амфоры» Вадима Назарова, вместо того, чтобы декларировать гибель читателя, нужно как следует смекнуть, как к нему подобраться. Жив читатель, жив. И не в кино, не в реалити-шоу он подался: он сидит на обочине этой видимо-кипучей поляны, где неповоротливые мордовороты-производители делают свое сумо, и ждет и алчет гибкого, как юный официант, подателя малотиражного деликатеса.
Великолепный ученый, молекулярный биолог Жак Моно, участвовавший в открытии генома человека, аккурат после того, как открыл генетический код, неожиданно трагично высказался: «Человек должен наконец пробудиться от тысячелетнего сна, и, пробудившись, он окажется в полном одиночестве, в абсолютной изоляции. Лишь тогда он наконец осознает, что, подобно цыгану, живет на краю чуждого ему мира. Мира, глухого к его музыке, безразличного к его чаяниям, равно как и к его страданиям или преступлениям». Не только распознанный геном признает нас в безродных бродягах, но и новые поисковики и интернетовские сита делают из информационных кочевников потребителей, внимательных и чутких, а также вполне платежеспособных. Ловить этих маргиналов, этих «уссурийских пешеходов» культуры можно только разнообразием. Одиночество и есть этимон разнообразия.
|
