Случалось ли Вам, любезный читатель, прогуливаясь по берегу, скажем, Черного моря, вдруг наткнуться на собрание разнородных предметов и застыть в недоуменном восхищении перед глубокомыслием случайности, их собравшей воедино. Бледная голубизна прозрачного пластика с полусмытой морем надписью AQUA Mi… напоминает о нежных вздохах итальянского постмодернизма, хранящего память о латыни и Данте, прошедших горнило левого радикализма arte povera и резко контрастирует с броским примитивизмом американского поп арта, олицетворенного наглым сиянием алюминия банки из под кока-колы. Одинокая туфля, беспомощная и агрессивная, воткнувшись каблуком в спичечный коробок с изображением бодибилдера, самым обескураживающим образом вызывает в памяти Мерет Оппенхейм и всю череду великих художниц, исследовавших тонкую грань между сексуальностью женщины и тем, что делает ее объектом мужского вожделения. Раздавленные дешевые кварцевые часы, валяющиеся на клочке засохших водорослей, - воплощенная «Гармония противоположного» Тацуо Мияджимы, символ технического прогресса, потерявшего функциональность, и, тем самым наделенным свыше духовным измерением восточного мистицизма. Окурки среди одноразовых стаканчиков и тарелок, печальных знаков ежедневного ритуала, отобранных тщательно и произвольно, затягивают внутрь своей странной жизни, как ловушки Даниэля Споэрри, и заставляют вновь и вновь переосмыслить то, что привычно обозначено нашим сознанием как «действительность». Крошки яичной скорлупы внятно повествуют о гениальности Марселя Броодхарса, бестселлера художественной ярмарки в Майами и бесстрашного исследователя повседневности, осколки синего фаянса, перемешанного с белой галькой, – о гениальности Джулиана Шнабеля, великого эклектика конца века, блестяще смешавшего иконографию высокого и низкого, а обрывок газеты «Литературный Крым», со столь ностальгически узнаваемым советским дизайном первой полосы, - о гениальности Ильи Кабакова, лучшего русского художника после Рублева и Репина. И – last but not least – безрукий, безногий и безголовый пупс, взгромоздившийся на верх кучи, притягательная энигма эротики, Беллмер, Балтус, Дали, Дельво и Моримура в одном лице, точнее – теле, и Кики Смит, Луиз Буржуа, Синди Шерман, Верка Сердючка, Владик Мамышев-Монро, памятник сексуальной революции, образ тела как объекта физического наслаждения и субъекта физического отвращения, бесполый символ пола, напоминание о детских страхах и первых желаниях, мечта о детстве и знак детской беспощадности. Жертва фаллоцентризма и ужас перед кастрацией. О, да да-да, дада-даррида-далида, жизнь – это искусство, а искусство – это жизнь.
Это могло случиться и на берегу Финского залива, и в подмосковном лесу, на Байкале, Байконуре, на острове Кипр или даже в Риме, во время забастовки мусорщиков. Застыв в молчанье перед нежданным многообразьем соответствий, надо призвать на помощь лишь талант, отделить частности от общего, решить, что важнее для Вас в данный момент, частность или общее, случайность или закономерность, сосредоточиться, и правильно выбрать название. Это может быть беспроигрышный вариант БЕЗ НАЗВАНИЯ, или несколько более слабый, - Композиция n 7, - или плоский, но всеобъемлющий, типа: Конец века, После 11.09, Идея как идея, Документация V или Тысяча дней миллион лет. Может быть сентиментально-романтическое, вроде Воспоминание. Лес (море, озеро, время) или Первая любовь (это – унисекс, для феминисток – Любви моей ты боялся зря, для меньшинств – Не так уж я страшно люблю). Можно выбрать несколько устаревший, постмодернистский, но всегда свежо пленяющий интеллектуальностью, типа: Vita breve ars longa и A la recherche du temps perdu (A l’ombre des jenues filles en fleurs, - впрочем, подходит любое название прустовского романа, главное не сделать ошибки при переписывании, обязательно на французском). Если Вы эстет-эстетка из башни из слоновой кости, занятый поисками универсального в искусстве в стиле ретро минимализма, то подойдут Объемы и плоскости, Конструкция в пространстве, Хроматическое (оно же Ахроматическое). Возможен вариант общекультурный, - Вечер Византии, Видение Иезекииля, Похороны анархиста, - с фрейдистско-юнговским подтекстом: Все о моей матери, Мы не те, кем кажемся, Поскольку это и так всегда происходит, Frisky summer 5 (для знатоков) - но лучше всего – с легким социальным намеком на актуальные события: Европейское гетто, Кто украл газ, Рай политолога, Чужие выборы. Произведение готово.
Да, преображенный дыханьем модернизма, мир стал един, и совершенно неважно, где и как обнаружить нервный пульс современного искусства. Я, например, обнаружил его в совсем неожиданном месте, в Русском музее, на замечательной выставке «Коллаж в России. XX век», и застыл онемевший, пораженный и восхищенный открывшейся мне панорамой, такой знакомой, и такой разнообразной. Как приятно снова встретить все то, что столь манит и тревожит в искусстве прошлого столетья, но только с русскою душой.
О, Дюшан, Поллок, Кляйн, Кабаков и Тимур Новиков! О, Барт, Лакан, Деррида и философия Энди Уорхола! О, Бодрийяр, ЛеВитт, Рестани и Челант, Розалинда Краус, Рита Тупицына, Мона Хатум и Юлия Кристева! О, дискурс, парадигма, имплицитность, фаллодизайн, репрезентация, и амбивалентность модернизма-как-нелинейного-нерационального-смысла! О, эти слова, слова страстные, слова жгучие и прекрасные! Как люблю я вас, как боюсь я вас…
Вы думаете, я иронизирую? Нет, нет, редко я бываю столь честен, как сейчас. Я правда восхищен и Россией, и Коллажем, и Двадцатым веком. Они восхитительны.
|
