Какой пресной была бы жизнь без страха! Что может быть упоительнее ночи где-нибудь в деревне, когда, полный невинной испорченности, залезаешь под одеяло с тремя-четырьмя своими сверстниками и жутким шепотом рассказываешь про красную руку, как она идет по улице, поднимается по лестнице, звонит в дверь, и… аааааа!!! Переживание страха столь же естественно для человека, как вкус, осязание, зрение, слух и обоняние. Страх разнообразен, переживание страха всегда индивидуально и в силу этого неисчерпаемо и безгранично. Страх сопутствовал человеку всегда, и наслаждение страхом, его эстетизация – извечное развлечение человечества.
О чудных воспоминаниях «начала жизни» сладко напоминает гениальная выставка, открывшаяся в Галерее Тейт в Лондоне под названием «Готические кошмары. Фюссли, Блэйк и романтическое воображение». Она посвящена различным прелестям ужасов, изображенных английскими художниками на протяжении шестидесяти лет, с 1770 по 1830 год. Всего около 120-ти произведений, плотно набитых страхом, Фюссли и Блэйка в первую очередь, но и многих других: Джозефа Райта из Дерби, Джеймса Барри, Мэри Косвэй, Джеймса Гилрея, Джорджа Ромни и многих других. Впрочем, устроители выставки не ограничиваются одним изобразительным искусством, ведь какие английские страхи без «Франкенштейна» Мэри Шелли! Поэтому на выставке можно встретить и Радклифф, и Бэкфорда, и через них перекинут мост к инсталляциям Гленн Браун и братьям Чапмэн, а далее – в бесконечность, к Носферату, ко всем Интервью с вампиром, всей кинематографической и телевизионной Вальпургиевой ночи вплоть до сегодняшнего дня. Чарующе, как фильм Кена Рассела «Готика», и страшно популярно: очереди на выставку часовые.
Нет лучших мастеров страха, чем англо-саксы. Быть может саспиенс, ими изобретенный, им удавался столь хорошо именно потому, что жизнь на острове была сравнительно безопасной и демократичной по сравнению с континентальной Европой, а так как без страха все становится слишком пресным, то и приходилось его выдумывать. Во всяком случае, в блистательной книге Николаса Певзнера «Английскость английского искусства», посвященной анализу основных отличительных черт английского национального духа и их воплощению в визуальных искусствах, готический роман практически не упоминается. О готике как перманентном состоянии английской души, все время прорывающейся на поверхность в многочисленных «gothic revival», сказано очень много, но об одном из существеннейших моментов готической стилизации, наслаждении чувством страха, не говорится вообще. Между тем нагнетание напряжения и воздействие на нервы зрителя и слушателя стало характернейшим приемом англо-саксонской культуры от средневековых баллад до современного кинематографа. От диалога с призраком на стенах Эльсинора до развевающихся занавесок в фильмах Хичкока англичане вновь и вновь заставляют себя, а вслед за собой и весь мир, упиваться тягучим и мучительным ощущением ожидания чего-то сверхъестественного, не укладывающегося ни в какие границы разума, непонятного, необъяснимого и, тем не менее, вожделенного.
Золотым веком эстетики страха стало время расцвета и бешеной популярности готического романа в конце XVIII – начале XIX столетий. С публикации романа Горация Уолполя «Замок Отранто» в 1765 г. в английской литературе началась настоящая вакханалия привидений, вампиров, маньяков и прочей нечисти, реальной и нереальной, завладевшей умами читающей публики от горничных до леди. Страх английского производства приобрел такую популярность, что стал чем-то вроде обязательной программы для любой уважающей себя английской усадьбы, повышая ее ценность в большей степени, чем водопровод или центральное отопление. Ко времени викторианского процветания Британской империи страхи и ужасы стали столь же характерным признаком английскости, востребованным англоманами всего мира, как оксфордское образование, женский роман и радости мазохизма, называемые на континенте «чисто английским родом любви». Американцы, если покупали загородный английский замок, то обязательно требовали дворецкого и привидение, чтобы заполучить все удобства и неудобства подлинно английского образа жизни. Английский страх, импортированный в Америку, в произведениях Эдгара По подвергся современной обработке и стал столь популярен, что просто захлестнул мир. Опираясь на традицию готического романа, Эдгар По создал стиль, определивший характер индустрии массовых ужасов, заполонивших сегодня планету.
Для того, чтобы понять специфику английского страха, достаточно сравнить готический роман и маркиза де Сада. И то и другой – детище века Просвещения. Ужасы, нагроможденные де Садом, могут вызывать различные ощущения – от отвращения до восхищения, но они никого не заставят ежиться от сладкого предчувствия неизведанного и напряженно ждать развязки. У де Сада все определено: то или иное количество жертв будут сношать и мучить различными способами и предметами, и все кончится разорванной задницей и перерезанным горлом. Наращивание сюжетной увлекательности в дальнейшем будет развиваться только вширь: за счет числа участников, их физических характеристик и разницы в социальном положении. Ужас нарастает, а страха нет. После убийства первой же жертвы дальнейшее их количество не так уж важно.
В готическом же романе важна протяженность страха, наполненного иногда безрезультатным ожиданием, лишенным цели, направления и конца. Бесконечная протяженность глухих коридоров, проезд по темной чаще леса, беспокойное ожидание неизвестных сил среди семейной идиллии, смутный сон в спальне, причем обязательно – очень уютной спальне. Разнообразие де Сада монотонно, однообразие английского ужаса вариативно. Правда, различны задачи: де Сад-то ищет Бога, а готический роман занимает время. Соответственно, различен и результат: у де Сада читатель, пройдя ужасы и пытки, если он обладает разумом, становится чище и лучше, а дочитав готический роман, отложит его в сторону, вздохнув с облегчением.
Тяга к эстетике страха – признак благополучия. Поэтому happy end – обязательный итог готического романа. В этом отношении показателен все тот же фильм «Готика», - после ночи бесконечно повторяющихся кошмаров милая компания молодых и эксцентричных английских интеллектуалов пьет утренний чай на свежем воздухе. Готические наваждения рассеялись и превратились в часть модных развлечений. Не так уж и важно, что практически всех участников вакханалии страха и безмятежного чаепития ждет преждевременная трагическая смерть. Смерть – тоже времяпрепровождение.
Главным произведением на выставке является «Ночной кошмар» Генри Фюссли, несчастная девушка в платье-татьянке, разметавшаяся по постели, в то время как на груди у нее уселся ушастенький уродец, а сверху ржет кобыла с выпученными глазами (Nightmare – ночной кошмар по-английски дословно означает «ночная кобыла»). Чудесная картина, чем-то похожая на идиллию.
|
