Премию «Национальный бестселлер» 2005 года выиграл Михаил Шишкин, автор романа «Венерин волос». Решение жюри до последнего момента было делом таинственным – конкуренцию будущему победителю составляли, в частности, Оксана Робски и Дмитрий Быков, сочинители, о которых в последний год много спорили (о Быкове, впрочем, спорят всегда). Выбрали, тем не менее, Шишкина – неожиданная, что и говорить, инициатива.
Учрежденный пять лет назад «Бестселлер» сразу стал предприятием в высшей степени скандальным – хотя неискушенному в русских интригах наблюдателю было бы затруднительно объяснить, что же такого ужасного было в действиях очередного премиального комитета. Дело в том, что создатели «Нацбеста» самым нахальным образом проигнорировали существующее в русской литературе «экспертное сообщество», а точнее, маленькую, но гордую мафию, состоящую из младших литчиновников позднесоветских времен. Чиновники те привыкли в оценках и награждениях своих руководствоваться только им одним понятными критериями, вследствие чего почти все русские премии девяностых годов грешили полнейшим пренебрежением не только к рынку, но даже и к любому мнению, постороннему для этого замшелого круга. «Нацбестовцы» пошли другим путем – и создали первую за последние 15 лет премию, начисто игнорирующую существование А.С. Немзера и его многочисленных компаньонов. Результаты подобной «самодеятельности» оказались вполне достойными.
Впервые в современной России задумавшись об интересах читателей и книжном рынке, судьи «Бестселлера» в 2002 году совершили то, что никому, кроме них, в новейшей нашей литературной истории еще не удавалось. Из патриотического тлена, из великодержавной Леты извлекли они Александра Проханова - и сотворили из него коммерческого писателя. Награжденный премией «Господин Гексоген» (весьма спорное, но безусловно рыночное сочинение) сделался хитом продаж и событием в новостях, а сам автор его, неподкупный коммуно-фашист превратился в гламурнейшего селебрити, присутствие которого отныне органично в любых буржуазных медиа – от «Эха Москвы» до журналов ИД «Конденаст». Решения других лет - присуждение «Бестселлера» Виктору Пелевину, Леониду Юзефовичу или же рижскому тандему Гаррос-Евдокимов («Головоломка»), были значительно менее очевидными, однако, в любом случае, имели куда большее отношение к происходящему в текущей словесности, нежели пламенная любовь прочих, «толстожурнальных» жюри к скучнейшей и никем не востребованной прозе Андрея Дмитриева или Марины Вишневецкой.
Между тем, выставляя свою премию в качестве единственной адекватно рыночной (и имея на то основания), учредители «Нацбеста» допустили одну большую концептуальную ошибку, последствия которой по-прежнему заметны в любых обсуждениях решений жюри. Понятие «бестселлер», как определение результатов премиального отбора, может быть трактовано двояко. Самое простое – награждать тех, кто уже блестяще продал свое сочинение (так идею премии в основном и воспринимают). Однако зачем тогда вообще какое-либо жюри? Не проще ли было бы в этом случае механически премировать лидера магазинной кассы? И еще – не слишком ясно, зачем автору, и так донельзя вознагражденному продажами, еще и дополнительная премия – разве что по принципу «деньги к деньгам». Куда перспективнее иное толкование концепции «Бестселлера» - награждение тех, кто еще не сделался кумиром народных масс, но потенциально может стать таковым. В подобной установке есть и смысл, и интрига – собственно, явление сконфуженному либеральному обществу бестселлероносца Проханова три года назад было результатом такого подхода к премии.
Именно в этом смысле выбор жюри на сей раз – неожиданный, странноватый. Коль скоро «Нацбест» отправился бы по пути наименьшего сопротивления (награждение королей прилавка), премию получила бы писательница Робски, успехи которой очевидны даже злейшим зоилам, клевещущим на ее трепетное творчество (и автору этих строк в их числе). Напротив, если бы «Бестселлер» вручали потенциально массовому автору, которого можно продвинуть на рынке, лауреатом должен был бы стать Дмитрий Быков, журналистская популярность которого понемногу конвертируется в область литературного признания. Михаил Шишкин же, со своей стороны, уж никак не является автором действительно ли, потенциально ли рыночных сочинений. Его проза, основное напряжение которой связано с языковой изощренностью, не годится для чтения не то что в электричке, но даже и в «брабусе» (который «брабус», на самом деле, в литературном смысле точно так же демократичен, как и электричка). И можно было бы уже предать решение жюри решительной анафеме, когда б не то обстоятельство, что Шишкин – гениальный писатель. Несомненный будущий классик, уже вошедший в историю русской литературы. И потому пристрастному рецензенту в случае с его триумфом хочется махнуть рукой на все коммерческие и социальные обстоятельства – и банально возрадоваться. Неправильно решили – и слава Богу!
|
