Лондонский торговый дом Bonhams выставил на аукцион картины, принадлежащие кисти шимпанзе по кличке Конго. Устроители рассчитывали получить за обезьянью мазню не более £1500, однако полотна Конго ушли за сумму, в десять раз превосходящую ожидания: некий американский коллекционер приобрел их за £14400. Это странное обстоятельство вполне могло бы произвести фурор уже само по себе, когда бы не тот факт, что одновременно с аукциона сняли картину Энди Уорхола и скульптуру Огюста Ренуара – за отсутствием интереса к ним.
Арт-критики и культурологи поджали губы. Они потрясены до глубины души. Триумф грубого примата мог бы понравиться Чарльзу Дарвину, но не поклонникам высокого искусства. Для них это смачный плевок в душу, громкая пощечина общественному вкусу. Неразумная обезьяна, намалевавшая нечто на листе бумаги, давно умерла от туберкулеза. Но ее посмертный перформанс заколотил последний гвоздь в гроб классической европейской культуры, и никто не станет оплакивать эту смерть, подняв залитое слезами лицо к потолку Сикстинской капеллы, - зато каждый будет рыдать над несчастной судьбой талантливого шимпанзе, который ушел от нас в расцвете сил, полный творческих планов.
И нет ничего удивительного в том, что картины покойного Конго приобрел именно американец. Американец – давний могильщик культуры, человек без роду без племени, без исторической памяти, набитый массовыми гамбургерами бесчувственный мешок, способный только потреблять, размножаться и скакать с континента на континент, насаждая свою тупую демократию – дикую, как в джунглях. Немудрено, что такому нравится живопись обезьяны – чистая, не замутненная никаким культурным бэкграундом животная рефлексия. То же самое чувствует и он сам, увидев эмблему McDonald’s. Ему хочется есть и безотчетно хочется запечатлеть эту потребность, но он не художник, а рисующий человек обязательно должен быть художником и должен быть признан таковым – вот в чем кошмар мира людей. Тогда он находит выход. Он берет в руки обезьяний рисунок и отдает его образованным искусствоведам, закончившим европейские университеты, и они – ведь им тоже хочется есть – говорят, что рисунок выполнен в стиле абстракционизма и что на этом полотне художник Конго отразил свое видение банана. И все рукоплещут и кивают головами, приветствуя новое искусство.
На самом деле случившееся на аукционе Bohnams нимало не подтвердило, а скорее опровергло теорию Дарвина-Энгельса. Обезьяну в человека превращает не труд, а пиар и слава. А без пиара и славы человек – даже не обезьяна, а так, полное и абсолютное ничто.
На днях ассоциация американских каскадеров изъявила желание, чтобы ее члены также номинировались на “Оскар” и получали эти награды. Американская киноакадемия отказала им, отделавшись какими-то дежурными фразами о том, что стратегия Киноакадемии заключается в численном уменьшении статуэток, а не в увеличении их. Отговорка в высшей степени формальная, если учесть, какую финансовую выгоду можно извлечь хотя бы из самого факта появления новой номинации. Между тем киноакадемики, во всяком случае, американские, прекрасно умеют считать деньги, так что их решение куда более продуманно, чем кажется на первый взгляд. Каскадеры не нужны и неинтересны зрителю. Зрителю хочется верить в сказку, верить, что над бездонными пропастями ежеминутно висят Том Круз, Бред Питт и Анджелина Джолли, а вовсе не безымянные труженики опасной профессии. Пусть они и дальше прыгают, подобно обезьянам, с вершины на вершину, а славой с ними делиться никто не собирается. Покушения на сказку Голливуд не потерпит, потому что сказка и есть действительность. Если бы Конго не умел рисовать, право слово, стоило бы какому-нибудь безвестному, никем не признанному, пьющему абстракционисту создать все эти картины за него и просунуть их между прутьями клетки, пока обезьяна спала, чтобы на следующее утро Конго проснулся знаменитым. Но такой сюжет для Голливуда невозможен, там скорее снимут фильм о том, как Конго – самый человечный человек – просыпается утром и смотрит окрест себя круглыми черными глазами, в беспокойстве скачет по клетке, страшно тоскуя по лианам и бананам, а затем бросается к холсту, изливая на него всю глубину своего разрыва с окружающим миром. И американский зритель рыдал бы в кинотеатрах, заливая слезами поп-корн, и фильм бы сделал фантастические кассовые сборы, и поступил бы в мировой прокат, и европейские критики сдались бы, и расхваливали эту слезовыжималку, потому что Европа давно сдалась массовой культуре, капитулировала и перестала даже цепляться за собственную идентичность, в полной мере обретя amor fati.
Но Америка в этой европейской катастрофе виновата менее всего. Вместо того, чтобы кривить губы и вопить о бездуховности и гибели культуры, обвиняя в ней ни в чем не повинную обезьяну, Европе следовало бы сказать спасибо американцу, купившему обезьяньи картины. Сказать спасибо и оборотиться на себя. Американец ничего не изобрел, его жест – не результат американской масс-культуры, а результат европейской элитарности, доведенной до крайнего абсурда. Актуальное искусство, весь ХХ век безраздельно властвовашее над европейским культурным контекстом, породило в итоге абстракционизм в исполнении обезьяны. "Черный квадрат" Малевича - его прямой и законный прадедушка. Если картина кончилась, если взамен образовалась зияющая пропастью дыра, если никаких ценностей нет и быть не может, то все в мире пиар и ничего, кроме пиара. Американская массовая культура, земная и простодушная, наравне с европейским классическим искусством на аукционе в Bohnams потерпела сокрушительное поражение: в аутсайдерах оказался не только старомодный Ренуар, но и мессия масс-культуры Энди Уорхол. И это крайне симптоматично. Покупка за £14 400 полотен авторства шимпанзе – и в самом деле пощечина общественному вкусу, но вовсе не тому, который считает себя оскорбленным.
|
