Весь набор российской госсимволики был иронически осмыслен в период последней своей пересборки. Десакрализация советского гимна и российского флага с гербом привела к тому, что сегодня они скорее разделяют общество, чем объединяют его. Но, кроме флага, герба и гимна, есть ещё один символ – в отличие от предыдущих трёх, признаваемый всеми безусловно. Это – часы на Спасской башне Кремля.
Почти пятьсот лет они отмеривали время русской государственности – при всех режимах и идеологиях. По кремлевскому времени живёт вся страна, отнимая или прибавляя свои сколько-то часов к столичным. По ним же она справляет свои гражданские праздники.
Так что традиция сверять наше время с боем курантов по-настоящему исторична. За свою долгую историю игральный вал государственных часов пробивал от «Коль славен наш Господь в Си-оне» до «Интернационала». Голос курантов оказался чуть ли не решающим в первые секунды наступившего 1992 года, когда вместо положенного главы государства вдруг появился поздравлять страну кисло улыбающийся юморист Задорнов. Тогда было полное ощущение, что время России почти остановилось. Перелом в сознании произошёл только с первыми звуками башенных часов, когда стало понятно, что страна вступила в гнилые, но не последние в своей жизни девяностые.
Характер транслирования и понимания времени определяет и специфику часов. Часы – это в первую очередь функция: они устанавливают астрономический ритм жизни. Это парадоксальным образом проявилось в современном мире, когда погоня за контролем времени привела к серьёзным трансформациям в отношении к часам. Конкурентами часов как самостоятельной вещи стали сотовые со встроенными органайзерами, «тайм-менеджерами», таймеры в машине и компьютере; вообще «что-нибудь с часами» - вплоть до холодильника, стиральной машины и микроволновки.
Вообще непонятно, зачем нужно таскать на руке браслет с ходиками, когда время показывает буквально всё вокруг. Иными словами, часы, пройдя внушительную технологическую эволюцию от неточных солнечных, водяных, огневых к более точным песочным, механическим и кварцевым, перестали быть основными источниками знания и организации времени.
Но в том-то и дело, что культурный смысл часов как предмета - определять личное время человека. Именно они являются главными хранителями и трансляторами твоей индивидуальности. Любая другая вещь «с часами» – это время, существующее как бы «везде» или относительно неё самой; в то время как собственно часы – это время, существующее относительно тебя. Твоё время.
Это легко заметить в разных жизненных ситуациях. Например, у вечно опаздывающего человека часы всегда спешат. Гарантированный запас времени позволяет вскакивать на подножку убегающего транспорта и успевать на совещание, с трудом выбираясь из завалов семейных будней. У любящего точность педанта часы всегда будут идти вровень с «сигналами точного времени» - иначе он попросту не будет их носить. А творческая личность, внутренне бунтующая против самой идеи жёсткого делового расписания (и потому срывающая его с завидной регулярностью), рано или поздно непременно купит себе какие-нибудь «crazy hours», и будет с наслаждением смотреть, как стрелка прыгает с трёх на четыре через весь циферблат – мимо стоящих в ряд восьми, одиннадцати и двух.
Часто в рамках приручения к цивилизационно-гуманистическим ценностям ребёнку дарят наручные часы на какое-нибудь восьми-девятилетие. Он начинает чувствовать себя уже большим и способным самостоятельно управлять своим временем. Получение права на индивидуальное опредмеченное время – один из незаметных, но на самом деле важнейших моментов социализации.
Но что мы носим и что дарим другим?
Современная часовая индустрия в середине 70-х прошла «кварцевую революцию», когда элитное производство сменилось на массовое. Тогда образовалась целая ниша так называемых «цыганских часов» - их в основном сегодня и таскают на запястьях наши соотечественники. В то же время именно тогда, в семидесятых, и возникло новое качество часового производства – разумеется, в сверхдорогом «престижном» секторе. Казалось бы, навсегда покинутом часами в момент, когда себестоимость их производства стала чуть ли не копеечной. Но теперь дорогие часы производят не «точное время». Они производят сигнал о своём владельце, сообщая миру его роль и положение в социуме.
Мужские часы – как звёзды на погонах. Они отвечают исключительно на вопрос: кто ты есть? Каков твой статус в обществе? Соответственно, спортсмен должен носить противоударные Certina, утонченный деятель искусств – классические Longines, путешествующий бизнесмен – строгие Omega Seamaster с GMT (индикатором времени во втором часовом поясе) и т.д.
Женские часы – это почти всегда особый вид ювелирного украшения. Часов с фэшн-марками у правильной женщины должно быть много, к каждому виду одежды свои: розовые, серебристые, маленькие, большие. Это распускающиеся цветы на запястье, лепестки которых инкрустированы голубыми сапфирами, или часики с полностью прозрачным корпусом или циферблат с перламутровым сердцем от Nina Ricсi.
Часовой бизнес весьма комфортно себя чувствует в престижной экономике: он как бы вернулся туда, где жил последние триста лет до эпохи массового потребления. Он продолжает традицию карманных часов с цепочкой и музыкой, по которым выстраивалась кастовая иерархия.
Кстати, часы всегда были знаком принадлежности к европейскости. Характерно, с каким невероятным трепетом сознательные европейские часовщики оберегают свой рынок от недостойных варваров. Например, в России всегда откуда-то знали даже на уровне общенародных анекдотов про мифологическую марку Rolex, но официальных бутиков для продажи «ролексов» в России никогда не было. Вот не развита у нас ещё должным образом школа работы с подлинными предметами роскоши, дикие мы.
Так что когда часы стоят дешево, это вызывает сомнение в их подлинности. В монетарной логике лично обладать знаком дорогого времени – значит иметь власть. В этом смысле лозунг «время - деньги» буквально указывает на то, что твоё время стоит дорого, и твой личный уклад, сформированный элитными часами, требует социального признания. Человек начинает чувствовать себя всемогущим и всезнающим, что даёт ему неоспоримое право навязывать своё личное время социуму. Правда, таких «чувствующих корольков», по известной сказке Волкова, рано или поздно переделывают в пахарей. А править остаются хранители времени, для которых выше личного времени оказывается социальное время. Именно такое время ведёт к бессмертию.
Иначе говоря, выше любых – даже самых дорогих – швейцарских часов всё равно стоят кремлёвские куранты. Ибо нет, и никогда не будет таких денег, за которые можно было бы законно стать их хозяином. Хотя иные, говорят, пытались; причём именно под впечатлением от женевских часовых бутиков. Но в том-то и дело, что именно наличие вещей, которые не продаются, является основной гарантией возможности покупать что-либо за деньги.
|
