Семь спектаклей, семь жанров. Семь дней в октябре «Театральная паутина» держала в своих сетях внимание публики. Непосредственно в сети «сидели» те, у кого безлимитный трафик, широкий канал, большая оперативная память и поддерживается формат Real Video.
Подключившись по ADSL, LAN, выделенной линии, можно было увидеть: «Раймонду» из Большого, «Изображая жертву» МХТ им. Чехова, «Marienbad» студии п/р Сергея Женовача, «Песни дождя» омского театра «ЧелоВЕК», «Каштанку» екатеринбургского ТЮЗа, «Дидону и Энея» новосибирского оперного, «В джазе только девушки» новосибирской музыкальной комедии. Трансляции велись из пяти залов: Большого театра, МХТ им. Чехова, ТЦ на Страстном, Новосибирской оперы и Новосибирской музыкальной комедии.
Непривычно и странно в разговоре о театре звучат айтишные аббревиатуры. Несмотря на обыденность Интернет-пользования во всех других сферах, театральное потребление с компьютером в нашем сознании не стыкуется.
Основной тезис оппонентов сводится к типовому: Театр – это сопричастность, Театр – это атмосфера. Не поддается «синергетический эффект» театрального со-бытия оцифровке. Видимо, да. Когда спектакль переводится в цифровой формат, он становится больше информацией, нежели явлением искусства. Может ли зритель увидеть (получить информацию) сценографию спектакля? Да. Он не может оценить полноценно, как работает тот или иной художественный прием в заданном пространстве, не имея возможности заглянуть за край кадра, выбранного для него оператором. Кто знает, вдруг в левом углу, оставшемся вне фокуса, возникает нечто световое, графическое, усиливающее ту эмоцию, которую пытался высечь режиссер из присутствующих в зале? Хорошо, эмоция не дополучена. И что?
Вряд ли в Интернет человек идет за эмоцией. Человек, чья неудовлетворенность в определенном слое информации выросла и укрепилась, ищет и находит в виртуальном пространстве все новые способы получения недостающего.
Пространство сети существует, существует его аудитория – любопытная и прагматическая. Поисковые системы, бьющиеся в пространстве за первенство в способности переваривания информации и выдачи ее по первому требованию, настраивают потребителей услуги (Интернета) на поиск, на желание, потребность нового знания. Феномен глобальной сети порождает новый формат общения, новый формат осмысления, получения информации, обучения и еще много, о чем говорят психологи, социологи и прочие изучающие нас – людей – инстанции. Мы, люди, изменились, и это несомненно. Изменилась и театральная публика, изменились любители сериалов, читатели модных романов, покупатели в супермаркете.
Супермаркет – любимая тема, осмысливаемая и осваиваемая культурным пространством. Вопрос от потребителя: если в большом супермаркете под названием «Интернет» я могу получить информацию о новых книгах (не на основе рецензий, а на основе собственно текстов), о музеях (почти полностью демонстрирующих постоянные экспозиции), об архитектуре (побродив по трехмерным пространствам объектов) и пр., то почему я не могу посмотреть спектакль? Почему театр пришел в Интернет позднее всех?
О сказках «сопричастности» даже не рассуждаем: «Мона Лиза» «вживую» тоже интереснее, чем на репродукции, и, тем более, на экране; фильм в хорошем кинотеатре – совсем другое дело, да и шорох страниц новой книги несет свою смысловую и эмоциональную составляющую, которую не заменит смена окна на мониторе. Может, из-за технических сложностей? Но вряд ли оцифровать спектакль сложнее. Те же самые съемка, монтаж, приведение к формату – продукт готов. Скачивай, смотри. Дело не в технике.
Театр как нетиражное искусство не стремится отдавать свои эксклюзивные преференции, вставая в общий ряд оцифрованного искусства. Редкие телепоказы (та же цифра, транслируемая иным способом) – как правило, лишь ретроспектива очень известных явлений, о которых все слышали, но не все могли посмотреть. Отснятый спектакль превращается в архивную версию, становится на полку музея театральных сокровищ, законсервированных единственно возможным способом фиксации на пленке (цифре). Сам факт архивирования для театрального продукта – скорее, не способ возможной многократной трансляции, а способ маркировки произведения под ярлыком «для вечности». Запись спектакля – как приговор о качестве и ценности, вынесенный во времени группой наделенных полномочиями официальных «ценителей».
Спектакль в российской ментальности позиционирует себя как субстанция динамичная, растущая, ищущая развитие внутри однажды заданной формы. Этим театр интересен. Но возникла и другая модель полной выверенности, не допускающей ни малейшего нарушения мизансцен, внешнего рисунка, рассчитанная таким образом, чтобы у зрителя в определенные моменты возникали определенные эмоции: эдакий «блокбастер на сцене» с зацементированными месседжами и обратными реакциями. Малейшее нарушение ведет к пересмотру контракта. Так работают мюзиклы – театр, ставший индустрией. Бесспорный кандидат на оцифровку. Но и он будет ей сопротивляться так же уверенно и сильно по причине совершенно иной. Без причитаний о незабываемой атмосфере, а с адвокатами и счетами: сколько недополучит касса, если уникальный продукт, показываемый в определенное время в определенном месте за обозначенную цену, станет широко и бесплатно (!) доступным. В западном варианте авторское право распространяется и на элементы костюма, и на мизансцены.
Между тем, Интернет-трансляции – пока только наш, сугубо российский продукт. Появление его именно в наших пространствах оправдано нечеловеческими расстояниями из пункта А в пункт В. Театр в сети как информационный продукт способен пригасить информационный голод, вряд ли претендуя на изысканное блюдо, удовлетворяющее запросу на художественное впечатление. Не будет сыт истинный балетоман, посмотрев на мониторе «Раймонду» из Большого. Но он получит почти точные впечатления (знания) об уровне солистов, о хореографии, костюмах, и при хорошей акустической системе сможет оценить звучание оркестра.
Кстати, о «Раймонде». Первую фестивальную трансляцию можно было увидеть на большом экране в Театральном центре на Страстном. Очень интересное впечатление. Трафик не всегда справлялся с количеством передаваемой информации. Периодически изображение застывало, либо становилось подобно рисованному мультфильму без подробностей: контуры, цвета, застывшие жесты. Как это красиво! Поверьте на слово. Специально с такими спецэффектами никто никогда не додумается показать балет. А он этого достоин. И это не насмешка: внезапные фиксации не выбранного, а случайного момента, выхваченные позы, жесты давали несколько секунд на осмысление безупречности классического танца. Совмещение вечного с хай-теком – не только модная тенденция. Возникает новый тип «старого» артефакта.
Октябрьский фестиваль, хотя он уже и второй, – только начало, тестирование технических средств, потребностей публики. То, что проверяется на пригодность и качество, непременно когда-то придет в нашу жизнь в полном объеме. И мы готовы. Возникает вопрос: театрам это зачем? По-моему, очевидно. Во-первых, для получения той же самой информации о коллегах. Не нужно списываться, слать кассеты. Можно посмотреть где-то в определенном месте выложенную сценическую версию. Во-вторых, в качестве саморекламы. Тебя увидели, заметили, пригласили на гастроли. В такой стране, как наша, такая быстрая связь более чем актуальна. Конечно, у тебя могут украсть и творчески переосмыслить несколько особо любимых мизансцен и художественных приемов. Но театр давно уже существует на цитатах. (И не зря в нашем авторском законодательстве никак не фиксируются права режиссера: можно точно описать мизансцены, можно сцену разрисовать кружочками и крестиками – что, кстати, и делается при сложной световой партитуре – но настроение артиста, то эмоциональное состояние, с которым он вышел на сцену, никак не зафиксируешь.) Мы, все же, говорим пока об информации. Качественный художественный продукт «театр в сети» – это будущее. Не зря организаторы фестиваля большую часть буклета и презентации посвятили рассказу о телевидении высокой точности как единственному средству, которое может передать особые нюансы театральной постановки, сделать телезрителя более включенным в пространство спектакля.
Такие технические новшества еще не скоро станут общедоступны, а в информации нуждаются многие, и среди них масса людей, которые могут подключиться к Интернету. На сегодняшний день опыт таких трансляций, самого фестиваля выглядит именно как производство нового информационного продукта. Результат общения в форуме фестивального сайта Культу.ру показателен: спектакли смотрят, обсуждают, благодарят организаторов трансляций люди из разных стран, городов. Те поклонники театра, которые действительно не в состоянии увидеть спектакли «вживую». Только восторги Интернет-зрителей уже полностью оправдывают существование «Театральной паутины».
Плюс еще один немаловажный аспект: «Театральную паутину» активно поддерживают официальные структуры сегодняшнего культурного пространства, в частности СТД. Вообще, факт удивительный – российский театр разбивает представление о себе как о структуре косной и закрытой, театральные мэтры оказываются людьми не просто прогрессивными, а страстно жаждущими этого прогресса. Мой вопрос к организатору фестиваля Елене Левшиной, возможно, не выглядит очень тактичным: «Елена Александровна! Как могли на Интернет-трансляции согласиться Большой и МХТ? Я понимаю, что эти театры очень нужны фестивалю, но им-то зачем эти трансляции?». Ответ меня поразил. «Для Анатолия Иксанова – директора Большого – участие в фестивале было принципиальным. Он сказал, что его театр, как главный театр страны, ее символ, непременно должен быть в афише нового прогрессивного проекта. В МХТ мы услышали подобный текст».
Может быть, театр и сам не понимает, зачем ему нужен Интернет, но, как структура рефлексирующая, чувствующая новые веяния, абсолютно точно для себя определяет необходимость новых возможностей.
|
