Французы, по пользователей Интернета включительно, относятся к Рождеству трепетно. Ни конфессиональность, ни вера здесь ни при чем. Скорее, привычка. И уж во всяком случае они не собирались отказаться от этой игры в чудо накануне нынешнего Рождества, когда ситуация в стране особенно, что называется, morose (произносится: [мороз]), т. е. мрачная. Поэтому проект министра культуры Рено Дондье де Вабра ужесточить накануне Рождества закон по авторским правам в согласии с духом Европы и новой виртуальной эры общественность истолковала как отравленный рождественский подарок. Или же, наоборот, как его замечательный подарок аудивизуальной индустрии. Парламент заподозрил коварного министра в желании по-быстрому протолкнуть через парламент уже четыре года затягивающееся (санкции за задержку уже имели место, угроза новых налицо) согласование с европейским копирайтовым законодательством, с т. наз. 'европейской директивой' от 22 мая 2001 года. Эта директива в свою очередь отвечает международному договору 1996 г. под эгидой Всемирной организации по защите интеллектуальной собственности, WIPO. Однако парламент на эту спешку не согласился. Критиковалось не только злоупотребление предпраздничной суетой, но и плохая подготовка текста проекта, прошедшего только через комиссию по законам, но не через комиссию по культурным и социальным делам. Дебаты во французской Национальной ассамблее, запланированные на 20-21 декабря, а продлившиеся до позднего вечера 22‑го, закончились сокрушительным поражением министра культуры. Собственно, они не закончились, а были отложены на 17 января, поскольку из 29 статей обсуждена – и осуждена – оказалась только одна.
Как и вся сфера авторских прав, юридическая рамка их применения к интернету осциллирует между правом граждан свободно пользоваться своей культурой и необходимостью стимулирования-субсидирования творчества. Колебание между этими полюсами озвучено и призывом министра отказаться от “манихейского выбора между джунглями и каталажкой”. Главное новшество европейской директивы состоит в том, чтобы техническим средствами (DRM, т. е. digital rights management) преградить возможность бесплатного копирования музыки на твердый диск. Предполагается, что для копирования нужно будет пользоваться платными легальными программами. Обход этой преграды может обойтись в три года тюрьмы и 300.000 ? штрафа. Предлагается два предупредительных выстрела: письмо по электронной почте, заказное бумажное, а уже только потом штраф. Чтобы подсладить пилюлю, министр пообещал параллельно обогатить интернетное предложение многочисленными высококачественными платными услугами. Вряд ли эта «компенсация» показалась убедительной, потому что без ответа остался ряд вопросов. Чьими силами будет обеспечиваться качество? Что делать с обилием высококачественных бесплатных услуг? Может быть, наказывать бескорыстие? Бить его, так сказать, по карману?
Важная поправка была предложена уже до начала дебатов. Депутат правого большинства Ален Сюгно и социалист Кристиан Поль предложили т. наз. 'глобальную лицензию', т.е. недорогой (от 4 до 15 ?, но называлась и подозрительно точная цифра 6,90 ?) дополнительный абонемент, дающий право неограниченного копирования. Она означает отказ от технических препонов для копирования и легитимацию практики, которой уже сегодня предаются 8 миллионов французов. В конце концов поправка была принята. Далеко не все вопросы, правда, этим решены. Например, неясно, как эти деньги будут делиться, как они будут распределяться иностранным производителям, как контролировать оплату, как встроить 'глобальную лицензию' в европейское законодательство и т.д. Поступили предложения приплюсовать этот абонемент к интернетному, т.е. заставить платить всех пользователей интернета, независимо от того, записывают ли они музыку. Неясно, распространяется эта поправка только на песни или также и на фильмы.
Пока обсуждаются законы, правосудие уже пробует карать. В феврале штрафу в 15.000 ? подвергся интернавт, предававшийся неумеренному P2P. 12 декабря была задержана группа лиц, которая нелегально предоставила через интернет 9500 фильмов. Все понимают, впрочем, что такие карательные акции борются с ветряными мельницами массового бесплатного копирования, для которого рынок снабжает всем необходимым: гравёрами, дисками для записи, как до этого – аудио- и видеомагнитофонами, аудио- и видеокассетами. Чтобы спустить пары сопротивления, министр уверяет, что закон не собирается запрещать личную копию для индивидуального или семейного использования. (Особенно старомодно выглядит эта отсылка к семье в то время, когда интернет создал новые формы общности, в частности, эфемерные 'семьи' по обмену файлами). В любом случае понятно, что непроста будет уже техническая задача различения между индивидуальным и массовым использованием. Ведь речь здесь идет не о классической антиномии 'частное' – 'коммерческое' использование, а об 'индивидуальное' – 'групповое', где оба бесплатные. К тому же традиционная криминальная ситуация была такова, что небольшая группа пиратов создавала огромное число копий. Новая же, сегодняшняя, но особенно завтрашняя ситуация заключается в существовании огромного числа пиратов, производящих каждый небольшое число копий.
В целом проект закона подвергся острой критике с точки зрения индивидуальных свобод. Депутаты разных политических цветов обвинили его в «технико-тоталитарном перегибе». Некоторые обратили внимание на то, что контроль за частным использованием являет собой неприятное нововведение в практику авторских прав. Раньше не существовало никакого контроля, например, за использованием в личных целях купленной книги: ее можно было дарить, давать почитать, копировать. Несмотря на ожидаемые неслыханные перспективы виртуального мира, новая эра оказалось более закрытой и репрессивной, чем доцифровая. Критика со стороны библиотек и архивов напирает именно на этот регресс. Должно быть, как минимум, гарантировано право делать с цифровым материалом хотя бы то, что позволено делать с книгой. Аналогичные требования поступают от представителей преподавательского и иследовательского корпусов.
По сути аудиовизуальные корпорации мобилизовали государство (у которого в других сферах почва уходит из-под ног) для охраны своих прав. Неизвестно, выиграют ли что-то от этого корпорации, но государство неизбежно проиграет. Закон предусматривает, например, создание Посреднической коллегии, которая должна будет разбирать спорные случаи (в частности жалобы на чрезмерную кодировку, налагаемую монополистами информационного рынка) и бороться с мелким, докриминальным пиратством. Чтобы быть эффективной, эта почтенная коллегия должна будет обзавестись дорогим оборудованием и многочисленными и высококвалифицированными кадрами, если не целой 'интернетной полицией'. Поле деятельности же у нее будет весьма ограничено: после многих предупреждений пирата можно будет наказать на сумму до 300 ?. Уже ясно, однако, что штрафы будут крайне редки, а арбитражные издержки непомерны.
Дебаты показали, что водораздел в интернетном праве не совпадает с классическим политическим разделением на правых и левых. Деление на 'творцов' и 'публику' тоже оказалось нерелевантным. Множество ассоциаций аудиовизуальных деятелей высказалось в поддержку поправки о 'глобальной лицензии'. Другое множество – против нее. Киношники, например, озабочены сохранением установленной 'хронологии': выход в кинозалы – DVD – телевидение. Как раз накануне дебатов, 19 декабря, закончились переговоры между кинематографистами и мегасерверами. Стороны сошлись на сроке в 33 недели между выходом фильма на экраны и предоставлением его для платного показа в интернете. Теперь же, в свете предварительных результатов отложенных дебатов, судьба этой 'хронологии' оказывается снова под угрозой. Сторонники распространения 'глобальной лицензии' на кинопродукцию утверждают, что страхи кинодеятелей экономически не очень оправданны. Подобно тому, как интернет не положил конец книге, а даже наоборот, как показывает статистика, благотворно повлиял на чтение, так и крупные пираты являются, как правило, крупными покупателями.
Конечно, французские парламентские дебаты – лишь маленький эпизод в истории применения законодательства по авторским правам к новым технологическим задачам. Тенденцией европейской директивы является защита аудиовизуальной индустрии, скорее, чем авторов. Как и в других вопросах, протолкнуть эту директиву через Европейский парламент оказалось в свое время куда проще, чем ее ратифицировать на национальном уровне. Страны, привыкшие, как Франция, требовать уважения к своей культурной специфике, вряд ли упустят шанс, чтобы попытаться вставить в свой закон пару деталей, несовместимых с европейским. По сути, национальные парламенты стоят перед тем же искушением, что и рядовой интернавт, а именно перед желанием нарушить закон. В конце концов, он существует, чтобы его нарушать; чтобы его соблюдать, существуют наказания. Однако, с одной стороны, санкции трудно реализовать чисто технически и, с другой стороны, меры пресечения именно в культурной сфере выглядят в глазах общественности особенно одиозно. Правительство, подозревающее в каждом пользователе плагиатора, фальшивомонетчика, вора или перекупщика краденого обрекает себя на непопулярность. Полицейское вмешательство в культурооборот претит нашей сегодняшней чувствительности. А культура (распространение информации и пр.) по-прежнему овеяна ореолом бескорыстности.
Французский министр культуры решил, по его словам, посвятить себя борьбе с врагом номер один: с «мечтой о бесплатности». Думается, что у министра культуры могли бы найтись враги и поопасней. Идея бесплатного доступа к знанию сопровождает европейскую историю по меньшей мере со времен Просвещения. Но, вероятно, есть некоторая закономерность в том, что приход виртуальной эры и увеличил доступность информации, и обострил паранойю обладания и охраны.
|
