Как отметили составители ГК, рыночный оборот «результатов творческой деятельности» отнюдь не гарантирует прав их создателей и совсем уж не совпадает с «потребностями общества, заинтересованного в возможно более широком и свободном использовании созданного автором творческого результата». Признание весьма важное, поскольку все последние законодательные рестрикции на обмен информацией инспирировались интересами крупных производителей «интеллектуальной собственности». Это общемировая тенденция, и не случайно главный козырь российских адептов ужесточения копирайта — грядущее вступление в ВТО.
Подсчитано, что за первые сто лет срок действия копирайта в США изменялся однажды, еще один раз — в следующие пятьдесят, зато в последние 40 лет — уже одиннадцать раз! Aкт Сонни Боно (1988 г.), принятый в год истечения прав Диснея и прозванный Актом Защиты Микки Мауса, продлил этот срок на двадцать лет. За США последовали Евросоюз, принявший Директиву по Копирайту (EUCD, 2001 г.) и Россия, опоздавшая с «гармонизацией» законодательства еще на четыре года.
Внешне все это выглядит как всемирный консенсус, направленный на защиту творческого труда. Потребитель может быть и недоволен, но закон — не червонец, чтобы всем нравиться. Авторов нужно уважать.
Парадоксальным, на первый взгляд, кажется другое: далеко не в восторге от этой законодательной тенденции сами авторы. Причем именно те, кто занят «чистым» творчеством, не связанным с тиражированием результатов. Речь идет прежде всего об ученых. В 2001 году более 34 тысяч исследователей более чем из ста стран подписали обращение к научным (медицинским, главным образом) журналам с угрозой бойкотировать их в том случае, если статьи не будут размещаться в свободном онлайновом доступе. Предупреждение подействовало.
Однако наступление на Public Domain продолжается, и сокращение его в «информационную эпоху» очевидно. Британский исследователь Фрэнк Уэбстер с сожалением констатирует, что «для общественного вещания и основных составляющих публичной сферы дни существования сочтены»* . Это касается также библиотек и многих других публичных институтов. Другой известный эксперт Джеймс Бойл в связи с наступлением на общественное достояние припоминает эпоху огораживаний XVI века. Тревогу бьют нонконформисты вроде Наоми Кляйн, и представители истэблишмента вроде Лоренса Лессига. Угрозы наступающей диктатуры копирайта не видит разве что слепой.
Действительно, если вместо собственности на товар нам предоставляют ограниченный набор прав (на использование аудио, видеокассеты или ПО), возникает потребность в контроле, причем контроле тотальном. Тема эта давно уже вышла за границы антиутопических сочинений и академических диспутов. Журнал для домохозяек «Mother Jones» поведал, как на очередной гаррипоттеровской премьере в Монреале публику проверяли на наличие видеокамер металлодетекторами и приборами ночного видения, особенно интересуясь стаканами с попкорном.
Впрочем, рынок душит информацию не только правовыми путами, от которых сам же страдает. Содержание газет и журналов, радио и телепередач, как правило, проплачено. Это общемировая тенденция, которая приобрела силу закона. Еще в 80-е годы Даллас Смит вывел новую формулу успеха СМИ: «Аудитория как товар». Издатель привлекает своей информацией внимание аудитории и продает его рекламодателю. Иными словами, информация в экономическом обороте — не товар, а упаковка. Ныне без соблюдения этой формулы не только успех, но и само существование СМИ невозможно. Обычное клише: информация стоит денег — выворачивается наизнанку, но при этом обнажается и суть дела. Денег стоит не информация, а средства доведения ее до пользователя. Заказчик или конечный потребитель платят деньги вовсе не за информацию, а за ее носители. И так было всегда.
Один пример из великого множества: четыре года выходил журнал «Paradox», и четыре года его издатель терпел убытки ввиду отсутствия рекламы. Причина оказалась банально проста: для рекламодателя аудитория научно-популярного издания (в России, по крайней мере) — самая что ни на есть неблагодарная: убедить высоколобого читателя в необходимости покупать ширпотреб невозможно. Журнал закрыли.
Информация к размышлению не может конкурировать с рекламой. Рынок издательских, полиграфических услуг и торговли периодикой перестраивается в расчете на товаропроизводителя. Издатель, получая свой доход с продаж, гораздо больше платит дистрибьютору за то, чтобы обеспечить своему журналу место на прилавке. Аналогичным образом действуют электронные СМИ. Рядовой исполнитель сам выкладывает деньги за то, чтобы попасть в эфир. Альтернативный для него путь к популярности — распространение записей. Пускай «пираты» и не отчисляют гонораров, но они делают свое дело — обеспечивают известность. Без этого путь наверх заказан.
Никакого сомнения не может быть в том, что отечественный vox populi — Общественная Палата с участием Аллы Борисовны Пугачевой будет добиваться изничтожения «пиратов». Уже добивается. Большому шоу-бизнесу не нужны конкуренты. Он собирает деньги и с тиражей, и с эфира, и с концертов. Победителю достается все, и он, как героиня «Казино», не умеет делиться. А потому его монопольное право охраняет Закон. Борьба с «пиратством» — в интересах олигополий, российских и транснациональных. Комиссии под руководством первых лиц в правительствах, от касьяновского до фрадковского, создаются в их интересах.
Впрочем, бог с ними, пиратами и шоу-бизнесом. В конечном счете, своими суррогатами они вместе вытесняют информационно насыщенную продукцию. Это, увы, закон рынка. Информация обслуживает его как верная сиделка, но чахнет и вянет, едва ею пытаются еще и приторговывать. Мысль или художественный образ не имеет ни стоимости, ни цены. Это продукт творческого труда, который по определению уникален, и потому не помещается в товарный ряд, определяющий цену. Ни рыночная, ни какая другая экономика оценить его не способна. Это, как выразился Вл. Иноземцев, «за пределами экономического общества».
Также и общественное достояние — совсем не то, наполняет эфирные или бумажные потоки. Речь идет об информации общественно значимой, той, что способна преобразовываться и развиваться. Главная проблема сегодня — ее существование вне масс-медиа. Над ее решением работают десятки национальных и международных научных организаций и сообществ, создающих открытые архивы. Электронные библиотеки становятся средством накопления информации и общения. Центрально- и Восточноевропейская Онлайновая Библиотека (CEEOL) — один из проектов, нацеленных на превращение Интернета в «сетевую область для науки, экономики и всемирного обмена ценной информацией».
Заходить на этот сайт весьма грустно: на одну публикацию на русском языке здесь приходится несколько десятков эстонских или болгарских. Да и представлены российские авторы исключительно в зарубежных (японских в том числе) публикациях. Отечественным издателям туда нельзя. Потому что в цифровую эпоху библиотека у нас законодательно лишена всяких перспектив развития.
Статья 1273.2 ГК гласит, что «экземпляры произведений, выраженные в цифровой форме… могут предоставляться только в помещениях библиотек при условии исключения возможности создать копии этих произведений в цифровой форме». Это означает следующее: 1) Оцифровка библиотечных фондов превращается не только в бесперспективное, но и потенциально противозаконное действие. 2) Использование современных технических средств работы в библиотеках практически исключается. 3) Под запрет попадают электронные библиотеки вузов, предоставляющие удаленный доступ студентам. Их серверы (как и сами домашние компьютеры) должны изыматься как средства незаконного тиражирования информации. 4) Общедоступная электронная библиотека, не имеющая ни «помещений», ни возможности диктовать условия использования ресурсов, поставлена вне закона.
Прежде доступ к источнику лимитировался только наличным количеством носителей, но потенциально (благодаря библиотеке, прежде всего) был неограничен. А это значит, любое произведение могло считаться общественным достоянием. Благодаря законодательству цифровой эпохи оно сжимается подобно шагреневой коже. Всякое ознакомление с электронным ресурсом технически означает его запись в память компьютера, а юридически — воспроизведение, то есть, действие, регулируемое авторским правом. Ограничение доступа превращается из потенциального в актуальное, становится прямым законодательным запретом.
США, ушедшие далеко вперед в борьбе со свободным обменом информацией, уже ощутили эффект бумеранга. Электронное издание «Алисы в стране чудес» запрещалось читать вслух, пересказывать и показывать другим. Недавно там появились «оберточные лицензии» на обычные книги, рассылавшиеся по библиотекам. Вскрытие целлофановой упаковки равнозначно обязательству приобрести книгу. Так «особые» нормы права, изобретенные для цифровых носителей, возвращаются в мир традиционных. Результат — дальнейшее сокращение Public Domain.
Нас, однако, больше интересуют юридические перспективы Рунета. Проект ГК не прибавил ничего к тем ограничениям, которые в законодательстве уже имелись. Статья 1269.2.12) включает в перечень исключительных прав на произведение его использование, в том числе «предоставление доступа к произведению таким образом, что лицо, желающее им воспользоваться, может сделать это в избранном им месте и в выбранное время». При небогатой отечественной практике, норма эта пока не разработана. Так, она не разделяет ответственность владельца сайта, провайдера и, тем более участников пиринговых сетей. Пройти весь путь юридической казуистики нам, очевидно, еще предстоит, однако столь же очевидно, что путь этот тупиковый.
Общение, начинавшееся речью, вновь становится «от нее неотличимым», — заметил Дж. П. Барлоу. Ее ограничение называется одним всем известным словом — цензура. Осуществляется ли она в интересах государства или монополиста — неважно. Как неважно и то, под каким флагом она приходит: интеллектуальной собственности или копирайта. Важно ее остановить.
* Ф. Уэбстер. Теории информационного общества. М.: Аспект пресс, 2004, с. 238.
|
