Одна британская компания бодро производит компьютерные микросхемы, которые монтируются в женские грудные имплантаты. Женщины всегда жалуются, что мужчины уставятся на грудь и смотрят, смотрят, смотрят. И совершенно не слушают. Больше их ничего не интересует – одно только мясо. Так вот, имплантанты эти содержат музыкальные файлы. Грудь вдруг запоет и заиграет. Мужику будет неловко таращиться. Он сразу смутится. Почувствует себя животным, каким и является на самом деле – двуногим животным с причиндалом посередине. Поющее мясо – это то, что нужно, это прекрасное орудие против мужского шовинизма, сексизма и доминанты первородных инстинктов.
Феминизм не умрет никогда, потому что наивность его методов каждый раз подтверждает его детский, не меняющийся возраст. Милая шуточка, трам-пам-пам, ля-ля-ля, ты думал, что это сиськи, дорогой мой, а это шарманка, заведенный автомат, слушай «Прощальную симфонию» Гайдна, honey, если не хочешь слушать мои рассуждения о прекрасном, а я пока посмотрю, как вытянется твое мужественное лицо с волевым подбородком. Хотелось бы, однако, взглянуть на ту женщину, которая согласится так обращаться с одним из важнейших вторичных своих половых признаков. Превращение груди в музыкальную шкатулку делает ее не просто безгрудой, но и бесполой. А может быть, они ненастоящие? Это уж слишком. Любая женщина, принимая ответственное решение о вживлении имплантантов, хочет, чтобы ненастоящее выглядело настоящим, а не наоборот. Но музыка в эфире делает из женщины куклу наследника Тутси, надувной аппарат для одиноких мужчин, манекен из витрины, забавную штучку – не более того. Вместо женского самоутверждения мы получаем самоуничтожение. Не всякая феминистка на это пойдет, даже самая убежденная. К тому же микросхемы, придуманные англичанами, предназначены не только и не столько для феминисток. Бум кончился лет пятнадцать назад, и нового не предвидится. Музыкальные имплантанты попадают лишь в один современный тренд – улучшение собственной внешности (внутренностей) при помощи пластической хирургии. А улучшать себя, освежать, украшать имеет смысл лишь для того, чтобы понравиться мужчине. Так что музыкальные сиськи – лишь лакмус, инструмент искусственного отбора. Если, заслышав бетховенскую «Оду к радости» или “I wish I was a punk rocker”, ухажер сморщится, скорчится, то его можно смело отправлять лесом, а если улыбнется, сложит губки щелкой от почтового ящика и скажет: «Ути-путю-сю, как классно, а можно будет потрогать?» - тогда можно прыгать с ним в постель. Ведь все эти «я хочу, чтобы во мне видели личность, а не кусок мяса», «я хочу, чтобы мужчину интересовал мой внутренний мир, а уже потом мое тело» - суть лицемерные сентенции, которые ничего, кроме своей прямой противоположности, не означают. При этом женщина даже не осознает, что лжет. Ей и вправду кажется, что если сексу предшествует разговор о Сартре, то связь можно назвать духовной, а если в обратном порядке, то наоборот. И поэтому Гайдн, доносящийся из грудей, устроит всех. Для женщины ношение в себе Гайдна – свидетельство того, что у нее богатейший внутренний мир, для мужчины – доказательство крайней развращенности и наличия каких-то совсем уж невероятных сексуальных фантазий, сдерживаемых лишь килограммами высококачественного силикона. Удивительнее всего, что обе точки зрения не противоречат друг другу.
То, что считается надежной защитой от харрасмента, более всего способно его спровоцировать. Женщина, превращенная в радиоприемник, проигрыватель или телевизор, транслирует лишь одно – то, что она женщина. Впрочем, есть и куда более простые приемы. Женщина, превращенная в модель самое себя – эта штука посильнее «Оды к радости». Ушлые изобретатели и рационализаторы разработали платье с надувными грудями. Их размер, форму, степень сжатия и еще какие-то характеристики можно успешно регулировать прямо на ходу. Платье снабжено специальными клапанами, можно поступать с грудью как угодно. Причем клапаны вполне себе на виду – мужчина может взять да и выпустить вдруг весь воздух.
Вот тут стоит остановиться ненадолго и перевести дух. Потому что секрет полишинеля, доверяемый мужчине, разрушает хрупкий общественный договор между полами. Тот факт, что под кожей имплантант, не является фактом, покуда он не разглашен, даже если имплантант поет голосом Марии Каллас. Но полное отсутствие груди, пшик – это уже слишком, не так ли? Это может быть хорошей шуткой, неплохой акцией, недурственным перформансом – прийти на светскую вечеринку в надувных грудях, смутив всех силиконовых матрон своей непосредственностью. Впрочем, это будет больше, чем перформанс. Дамы, проводящие перед зеркалом и в торговых залах многие часы, изнуряющие себя диетами и фитнес-клубами, проевшие плешь мужьям, добившиеся рвотного рефлекса от косметологов и консультантов, чтобы решить один-единственный вопрос: что надеть и как сделать так, чтобы грудь 1-го размера выглядела бы грудью, - эти дамы ощутят жесточайший кризис идентичности, осознав, что делать ничего не надо, достаточно всего лишь нацепить умное платье – и получится то, что надо.
Это и есть вторая сексуальная революция, о которой так много говорили все кому ни лень. Как сильно отличается она от первой, а ее бойцы от тех разнузданных хиппи, полагающих наивысшим счастьем и кайфом заниматься любовью в кустах практически в присутствии добропорядочных налогоплательщиков. Нет в этом никакого особенного кайфа. Патлатые хиппи остались там, где были, растеряв боевых товарищей в неравной борьбе со СПИДом, а добропорядочные налогоплательщики намотали на ус: разнузданная откровенность очень быстро надоедает, оборачиваясь своей неприглядной стороной, отсутствием тайны и интриги. Жизнью хиппи мало кто будет интересоваться, а вот что делает банковский клерк, затянутый в костюм, у себя дома со своей очкастой женой, - это будет волновать всех и всегда. Поэтому скрывать лучше как можно больше, тайну лучше делать из всего, из размера груди, даже из ее наличия. В результате мы пришли к тому, что имеем сейчас. К поющим и отсутствующим сиськам, от чего они делаются лишь более желанными.
Упор на визуальный эффект в сочетании с деконструктивным подходом к женскому телу, что ни говори, давно восторжествовал. Тело может быть чужим, составленным из имплантантов, протезов и подпорок, умащенных кремами. Не докопаться уже до природных даров, нет их там, да и не нужны. Видимость и есть производимое впечатление, пиар и есть результат пиара. А остальное – стерпится-слюбится, да и вообще, см. выше – мужчина любит за внутренний мир, за Гайдна, доносящегося из импровизированных динамиков, за «Подсолнухи» Ван Гога, сверкающие в стеклянных вставных глазах с цветными линзами, за «Болеро», выстукиваемое фарфоровыми зубами, образующими блистательный ряд в духе Ле Корбюзье, за все то, что называется душой, а не телом и что мужики каждый раз ошибочно принимают за тело, ну хоть ты тресни. А что делать, приходится вертеться.
По заказу фонда "Прагматика культуры"
|