Французы считают свою страну родиной современного авторского права. В этом есть свой резон. Если прагматичные англосаксы заботились исключительно о «копирайте» – праве копировать, то рациональные галлы обратили внимание на источник оного права – творческий процесс. Так родились неимущественные («моральные») права авторов, декретированные в 1793 году наряду с имущественными и проникшие во все законодательные системы. Во Франции же возникли первые ассоциации, занятые распределением доходов от музыкальных исполнений; здесь были введены и сборы в пользу музыкантов. Всем этим новшествам в 20-м веке охотно следовали оба мировых лагеря-антагониста. В заоблачных эмпириях интеллектуальной собственности Париж выступал законодателем мод. Прибавьте к этому нынешний вес Франции в Евросоюзе, – и всеобщее внимание к принятию Закона об авторском праве и смежных правах в информационном обществе  (Loi sur le droit d’auteur et les droits voisins dans la société de l’information – DADVSI) станет понятным. Тем примечательнее родовые схватки, сопровождающие появление нового закона на свет.

В конце 2005 года информационные ленты запестрели сообщениями о законопроекте, разработанном французским правительством. Вводя Цифровое управление правами (DRM), оно не только ограничивало права пользователя, но и ставило вне закона программное обеспечение с открытыми источниками и кодами – действующую альтернативу информационным империям. По закону ухудшающего отбора, это законодательное новшество неминуемо перекочевало бы во все страны Евросоюза.

Гром над головами прозелитов нового интеллектуального порядка грянул в декабре 2005 года. Национальная Ассамблея не только отвергла драконовские инициативы, но и предложила легализовать файлообмен в Интернете на условиях "необязательной глобальной лицензии". Весьма умеренная плата (7 евро) позволила бы любителям загружать неограниченное количество музыки и фильмов, а авторам – получать свои отчисления. (Нечто подобное, кстати, предлагал Фонд электронного рубежа, EFF).

Предшествовала тому нешуточная борьба. Законодательство об авторском праве во Франции впервые сделалось предметом общенациональных дебатов. Масс-медиа, не говоря уже о популярнейших сайтах и блогах, освещали их ежедневно; манифестации собирали тысячи человек; парламентские слушания не вмещали всех желающих. В защиту гражданских прав поднялась не только набравшая силу Ассоциация аудионавтов (ADA, Audionautes), но крупнейшие творческие ассоциации. Да и Фемида успела проявить широту взглядов, доказав, что повязка на ее глазах – совсем не то же самое, что лошадиные шоры. Целая серия судебных решений по делам о «пиратстве» закончилась оправданием обвиняемых, поскольку ничего выходящего за рамки добросовестного использования судьи в их действиях не обнаружили. Благо, еще в 1957 году во Франции было закреплено право копирования в личных целях.

21 марта этого года нижняя палата сделала следующий решительный шаг. Она обязала поставщиков сообщать программные коды DRM, защищающие цифровой контент от несанкционированного копирования. Причем если декабрьское решение прошло незначительным большинством голосов, то на этот раз разрыв оказался куда как внушительным: 286 голосов против 193.

Действующий во Франции закон о доверии в цифровой экономике требует открытых стандартов, то есть, общедоступных протоколов файлообмена для публичных коммуникаций. Парламентарии вполне резонно рассудили, что любой закрытый код: а) обеспечивает преимущества определенному устройству и б) порождают «монополии в ресурсах сетевой культуры». Например, песни, купленные в онлайновом эппловском медиамагазине iTunes, могут проигрываться только через эппловские же плееры iPod. Последние, однако, не могут воспроизводить музыку, записанную с «чужими» кодами DRM. Как говаривал ковбой из Большого Лебовского, бывает, что ты ешь медведя, а бывает, что медведь ест тебя. Можно было бы спокойно наблюдать, как Sony-BMG и Apple по очереди отгрызают куски друг от друга, если бы вместе они не душили потребителя: что музыки, что плееров.  Поэтому законопроект и предусмотрел право каждого использовать любое ПО для перевода файлов из одного формата в другой. Иначе говоря, обходить DRM.

В самое пикантное положение попал главный виновник законодательной инициативы – Apple. Корпорация заявила, что закон поощряет «пиратство на государственном уровне», однако тут же заметила, что продажи ее плееров возрастут, поскольку в iPod несложно будет загружать любую музыку. Поди пойми их… Ясный как день завет Великого Кормчего «идти с опорой на обе ноги» никому еще не удавалось воплотить ни на Востоке, ни на Западе. И кому как не Apple об этом знать. Безусловный лидер на старте цифровой революции уступил свои позиции и в ПО, и в «железе» именно из-за того, что запечатал архитектуру своих компьютеров и зашил в них свои программы. Этот крупнейший просчет готовы сегодня повторить в расширенном масштабе: монополии на технические средства и ПО дополняются исключительным правом на контент. И это притом, что монополии, теоретически, непопулярны, а мерой преданности либерализму служит антитрестовское законодательство. Стоит им, однако, украсить свои бренды лейблом «интеллектуальной собственности»,  как законодательные принципы разворачиваются на 180 градусов. Причем здесь-то речь идет не о железках, а немного-немало о культурном достоянии. Такие вот salto mortale.

Французские фирмы звукозаписи, в отличие от Apple, выразили недовольство законопроектом совсем уж недвусмысленно. И Сенат пошел им навстречу, предложив после двухнедельных дебатов свой вариант закона. Это случилось 10 мая. О легализации пиринговых сетей он предпочел вовсе забыть. За незаконный обмен файлами придется заплатить штраф от 3 750 до 30 000 евро. Можно получить и срок до полугода. Издание, публикация или передача ПО, прямо предназначенного для незаконной передачи закопирайченных материалов, может стоить 300 тысяч евро или трех лет тюрьмы. Такое же наказание предусмотрено за публичное объяснение того, как пользоваться подобным ПО. (Национальный Альянс делового ПО публично опротестовал это условие, равнозначное запрету на всякое обсуждение закрытого кода.)

Обладатель интеллектуальной собственности, буде он обнаружит, что некое ПО используется для нарушения его прав, может в срочном порядке обратиться напрямую к Председателю Суда высшей инстанции, дабы тот обязал разработчика усилить программную защиту. Чрезвычайные комиссии родились, как известно, не в России, а во Франции, а защита «интеллектуальной собственности в информационном обществе» - задача столь же благородная, что и защита завоеваний революции. Однако Сенат вынужден был пойти на уступки. Поставщики должны, во-первых, уведомлять о применении DRM, во-вторых, сообщать по требованию правительства его код в соответствующую службу ИТ-секьюрити. DRM можно обходить в исследовательских целях, для обеспечения безопасности и взаимодействия. Добровольное раскрытие кодов DRM будет вознаграждаться лицензионными отчислениями. В радужных мечтах рисуется некий пул производителей, которые мирно поделят рынок  устройств и контента под эгидой правительственной службы.

Как заметил влиятельный комментатор Жан-Батист Суффрон, последняя грозит подменить собою суд, где подобные споры до сих пор решались публично. К тому же никакая служба заведомо не обеспечит защиту традиционных прав добросовестного использования. Вам не удастся даже процитировать защищенный контент. А создание личной копии чревато штрафом от 38 до 750 евро. Суффрон изящно издевается над законодательными потугами, вопрошая, что будет с нарушителем, под завязку загрузившим свой i-Pod нелегальным контентом: заплатит ли он 38 евро или 15 000 x 750  евро? Вопросов подобных немало.

Перед окончательным голосованием в парламенте текст будет рассматриваться в Согласительной комиссии двух палат и утверждаться Конституционным Судом. Потом следует ждать появления декретов, а это дело не одного месяца. Однако каким бы ни был исход, предварительные итоги можно подвести.

Во-первых, права умственной собственности свое триумфальное шествие завершили. Французская эпопея открыла этап позиционной войны, где законодателям придется сверяться не только с Европейской директивой по авторским правам (EUCD) и инструкциями ВОИС, но и основами гражданских прав.

Во-вторых, проблема из юридического измерения перешла в политическое. Если американские либералы ведут борьбу с контент-монополиями исключительно в судах, то во Франции она уже попала в повестку предвыборной гонки. 26 июня кандидат на президентский пост от соцпартии Сеголен Руайаль встретилась с гуру цифровой свободы Ричардом Столлменом. Она не только поддержала принципы свободного программирования, но и признала их особое значение в поддержании «независимости, качества и эффективности общественных учреждений и местных сообществ». Она прямо заявила, что Европа должна поощрять свободное использование ПО и участие в его совершенствовании.

Можно быть уверенным, что голос Франции не будет единственным. Еще в январе 2006 года норвежский Совет Потребителей обратился к омбудсмену с жалобой на  iTunes, нарушающей закон об охране прав потребителя. 7 июня чиновник подтвердил факт нарушения. Во-первых, он постановил, что потребителю не следует подписывать договор, составленный на основании иностранного законодательства. Во-вторых, указал, что  Apple придется нести ответственность за сбои, которые может вызвать его ПО. Наконец, он поставил под сомнение право «интеллектуального собственника» диктовать условия пользования после того, как песня продана. Apple назначили двухнедельный срок для решения проблемы, пригрозив штрафом.

Надо полагать, для гигантской корпорации будет он что слону дробина. Прежде аналитики подсчитывали проценты доходов iTunes с французского рынка и гадали, не пожертвует ли Apple им вовсе. Но это пока парижское фрондерство на всемирном параде копирайта выглядело неким чудачеством. Норвежские события, если и не превратили исключение в правило, то ясно обозначили новую тенденцию. Она касается любых сервисов, подобных iTunes, а главное, выходит за национальные рамки.

В июне же пришло сообщение из Дании, где парламент ввел новую медиа-лицензию. Поскольку все больше датчан смотрят телепередачи через компьютеры, компьютер с доступом в Сеть уравняли с телевизором. Отныне он будет облагаться таким же ежегодным «лицензионным» сбором, который составит поначалу 2000 датских крон (ок. 340 долл. США). Сумма сбора значительно превосходит ту, что наметил французский парламент в качестве платы за свободный файлообмен. Оно и понятно: датская государственная вещательная компания намерена использовать средства для создания образовательных программ. Пойдут ли они также на поддержку авторов, чьи произведения циркулируют в Сети, пока неясно. Вопрос этот, однако, принципиален, поскольку может предопределить судьбу DRM.

Не менее сомнительна правомерность распространения эфирных порядков на сетевые. Активный поиск и общение в Интернете по сути своей противоположны потреблению готовых блюд из сколь угодно обширного меню. Если не в Дании, то в России такой порядок означал бы налог на общение в пользу пропагандистско-рекламной индустрии. (Замечено, что завсегдатаи Рунета особенно любят Пугачеву с Петросяном и программу Время с прочими реалити-шоу.) Отсюда и следующий вопрос: кто и за что должен платить. Датчане решили, что плательщик сбора должен регистрироваться. Будет ли регистрация добровольной или достаточным основанием окажется наличие IP-адреса?

Вопросов возникает множество, но главное, что они возникают. Потому что стоит законодательной машине умственной собственности остановить безмятежное скольжение, как она начинает безнадежно буксовать, все глубже увязая в трясине проблем, разрешения не имеющих. Образуемые при этом рытвины и ухабы делают колею вовсе непроезжей. Так что недалеко лететь по ней и русской птице-тройке.

По заказу фонда "Прагматика культуры"